Изнанка - Самат Бейсембаев

И в этот момент я ощутил ее губы на своих губах. В первую секунду я так и стоял не шевелясь. Но потом ответил взаимностью и потонул. Не знаю, сколько времени прошло; все вокруг словно растворилось, и весь мир сузился только до этого момента. Странно: то же самое происходило каждый раз, когда я был на арене.

Мы оторвались друг от друга и смотрели, не понимая, что делать дальше. Грудь вздымалась, дыхание перехватывало, вдруг стало очень жарко. Ну, в точности как на арене.

— Бежим сегодня, — вдруг вылетело из меня.

— Куда бежим? Что значит бежим? — хлопала она глазами, не понимая.

— К свободе.

Пару секунд она смотрела на меня не понимающим взглядом, не в силах осознать сказанного.

— Нет, это невозможно. Нас поймают, а потом… а потом нас накажут, а может, и вовсе казнят, — в ее голосе была паника. — И ошейники: их не снять; они не дадут нам далеко уйти.

— Твой ошейник это просто безделушка. Он ничего с тобой не сделает. Я это чувствую, — ответил я, видя ее вопросительные глаза. — Со своим же я почти решил проблему. Осталось немного и я от него избавлюсь.

Все эти дни я продолжал подтачивать щуп, который тянулся к моему сердцу. Уже практически закончил; остался небольшой импульс, чтобы окончательно его разрушить, разорвать. Как раз оставил его на момент, когда буду сбегать. И этот момент настал. Я это чувствую.

— Как? — не поняла она.

— Ты забыла кто я? — я позволил себе слегка приобнять ее.

— Нет, это не имеет смысла, — все не унималась она.

— Там, откуда я родом есть одна притча: две лягушки попали в сосуд с молоком. Первая лягушка посмотрела на все и подумала, что бороться нет смысла — все равно утону. Расслабилась и утонула. Вторая же была, видимо, глупее и боролась до конца. В итоге молоко сбилось в масло и ей легко удалось выбраться. Так вот, мы с тобой будем этой самой второй лягушкой.

— Даже если у нас все получится, то, что потом? — казалось, ее страхи постепенно уступали.

— Это не важно. Сейчас главное, что мы готовы это сделать. А что потом — будем думать об этом потом.

В итоге спустя минут двадцать уговоров мне удалось ее убедить. После она отошла ненадолго, пообещав вернуться — что–то нужно было сделать по дому. Минуты ожидания растянулись. За это время в голову лезли всякие нелицеприятные мысли, вплоть до того, что она как–то себя выдаст и побегу конец. Но все обошлось, и она вернулась.

Приём должен был состояться после заката, поэтому бежать мы планировали на закате. Практически перед самым началом.

Мой гениальный ум создал уникальный план: дождаться сумерек; добежать до забора; перелезть; избавиться от ошейников, и бежать как можно дальше. Да — план слишком простой, и уж тем более требует доработки. Но в условиях моих знаний это все, что я смог сообразить.

Сумерки. Не скрою — я очень сильно волновался. Но находясь рядом с ней, я пытался держать себя в руках и излучать твердую решимость. Жаль только она не разделяла этих взглядов: в самый последний момент она запаниковала, и, было, пыталась отговорить от затеи, но мне снова удалось переубедить ее, и, хоть немного, но успокоить.

Мы вышли из хибары. Чуть пригнувшись и постоянно оглядываясь вокруг, прячась во тьме, пытаясь затеряться в гуще кустарников, рысцой бежали за дом, где забор был скрыт такой же густой листвой. Пару раз чуть не наткнулись на патрули. Но мои обостренные чувства давали обнаруживать их в последний момент загодя, и успешно их обходить. Первый раз в жизни я был благодарен людям, что они не очень–то следят за гигиеной.

Мой обостренный слух слышал, как сердце Эврисфеи готово выскочить из груди. Я погладил ее по лицу своей ладонью, мягко посмотрел в ее карие глаза и слегка улыбнулся, получив такую же улыбку в ответ.

— Не бойся; все получится.

И мы продолжили путь. Наконец, преодолев последний отрезок пути, мы залегли у забора, за большим кустом.