Изнанка - Самат Бейсембаев

Далее мы продолжили наши ежедневные тренировки. Он закидывал меня всякими своими волшебными штучками, а я — либо изворачивался, либо просто принимал их на себя. Иногда программа менялась от простого объяснения теории до настоящей дуэли. Если в самом начале он избивал меня как ребенка, то сейчас бой проходил, в основном, на равных, а порою и вовсе оставался за мной.

— Ты сильно вырос, — порадовался он за меня.

— Все благодаря тебе.

— Перестань. При всем моем желании я не смог бы в столь короткое время достичь таких результатов.

— Не принижай себя.

— А ты не возвеличивай меня.

— Может, остановимся на взаимном лизоблюдстве? А то мне надо поберечь эти силы для приема.

И мы залились смехом. Вытерли слезы, успокоили животы.

— Дарк…

— М?

— Могу кое о чем спросить? — поёжился я.

— Сначала спроси, а уже потом решим можно ли.

— Как так получается, что сейчас идет война, а они все живут так, будто ничего и не происходит. Все эти пиры, игры.… Разве им не должно быть страшно?

— Ну, тут все просто: война ведь где–то там, а они здесь.

— Как–то это…

— Беспечно?

— Да. И глупо, пожалуй. Очень глупо.

— Я согласен с тобой. Но вот такие вот они люди. И ничего с этим не поделаешь, — пожал он плечами. — А хотя знаешь: может они боятся, но за всеми этими действиями пытаются скрыться от этого.

— А если враг будет у ворот, то, что тогда? Я имею в виду тебя сейчас.

— А что я? Я просто уйду еще на подступах этого самого врага. Я, человек, не обремененный домом или семьёй. Мой дом там, где я.

— Понятно…

И было в этом слове немного, тщательно скрываемой, грусти.

* * *

Сегодня был день приёма. Не зная, чего ожидать, я, естественно, волновался. Мало ли, что эти толстосумы могут выкинуть. Но больше всего я боялся, конечно же, не их, а Радогира. Не за себя — что он может сделать мне, если уже сделал все, — я боялся за Эврисфею. Тем более после того дня я ее ни разу так и не увидел, а расспросить о ней хоть у кого–то боялся. Потому что показал бы, насколько сильно я к ней привязался. А это могло повергнуть ее опасности. К тому же, как бы это цинично не прозвучало, но у них появился бы еще один рычаг давления на меня.

Сегодня был день приёма, и, поэтому, я ждал, как говорил Радогир, что она ко мне придет. Я умылся; кое–как поправил волосы на голове, одел лучшую свою одежду; побрился. В общем и целом, я хотел предстать перед ней во всей красе. Как это, должно быть, выглядит несуразно со стороны: раб рабом, который скорее вещь, но все равно не лишен человеческих, элементарных, желаний.

Послышались шаги, и в двери показалась она.

— Эврисфея! — мой голос немного дрогнул.

Она смущалась, не осмеливаясь переступить порога. Что–то было не так: в последнее время она вела себя более свободно, не так застенчиво, как в первые дни.

— Прошу, проходи.

Еще пару секунд стоя в нерешительности, она, переборов себя, все–таки прошла внутрь. И только сейчас мне удалось разглядеть причину ее столь странного поведения.

— Кто это сделал? — подскочил я к ней, разглядывая ее разбитую губу.

— Хозяин меня наказал.

— В чем ты провинилась?

— Я не знаю. Все было как обычно: я выполняла свою работу по дому. А потом появился он и ударил меня. Без слов.

Ко мне пришло понимание.

— Я понял: это он так наказывает меня.

— Тебя? А причем тут я? — недоумевала она.

— Нуу…это…ты…я…как бы…

Я очутился на чужой планете; выжил; стал рабом; бьюсь на смерть с всякими отморозками; являюсь идеальной машиной для убийства, но не могу нормально заговорить с девушкой, когда это нужно.