Враг моего сердца - Елена Счастная (2018)

Поутренничав, все, кто на гуляния собирался нынче, отправились к холму: смотреть на девичьи хороводы, любоваться да греться на солнышке. Кто-то надеялся и своё имя в песне особой услышать, хоть девушки всегда старались это скрыть. Да парни всё одно подслушивали, за что порой получали хворостинами по спинам, убегая, если скрыться не удавалось.

Покинули город и Чаян с Леденом, пошли через мост — стороной остёрского становища — через луг, укутанный туманом, рваным и седым, как борода старика. Значит, лето будет хлебородным, щедрым на урожай. Вилась где-то далеко впереди, у границы пала, вереница девушек и женщин, что шли к холму. То и дело доносил ветер обрывки их песен.

Такие же пели сейчас и в остёрском княжестве, да только угощение на праздник там нынче гораздо скромнее, чем здесь. Видел Чаян и кметей из становища: решили среди местных затеряться да тоже развеяться на гулянии. Как бы драк не случилось, коли мужи распознают в них чужаков.

Дорожка бежала-бежала по уже тронутому зыбкой зеленью молодой травы лугу — да и спряталась в приветливом березняке. Эхом разнеслись песни по нему, играя и метясь между влажных от росы белых стволов: словно девушки прятались за каждым, зазывали и обещали нынче нечто волшебное.

Падали с неба искристой пылью, дробясь в тумане, солнечные лучи — и сырые нити его постепенно таяли под их напором. Тропинка забрала в гору: зато и светлее стало, прозрачнее. А на самой вершине высокого и будто срезанного холма уже вовсю чествовали Лелю — девушку, самую пригожую, которую выбрали всем миром для того, чтобы она глаз нынче радовала да об особых обрядах не забывала. Сидела она на скамеечке, окружённая требами: хлебом да писанками — краснела от внимания. Водили вокруг неё хороводы, принимали из рук её венки, свитые из молодых трав. И много кто наблюдал за молодухами, которые чаяли загадать себе в этот день женихов: и парни, жаждущие, чтобы именно на них нынче обратился взор милой сердцу красавицы, и взрослые женщины, уже отгулявшие своё и обретшие семьи.

Среди них увидел Чаян и Елицу. Она стояла под одной из взобравшихся на холм берёз и наблюдала за хороводом — без грусти, только чуть задумчиво. И одета она была сегодня в белёную, расшитую широкими полосами узоров рубаху, в понёву с дорогой шёлковой нитью. На шее её поблескивала гривна с оберегами, переливались нитки стеклянных бус. Бросали колты золотистые блики на её лицо, окаймлённое белым повоем. Пока раздумывал Чаян, подходить к ней или нет, выскочила из круговерти девичьих фигурок Вышемила и опустила ей на голову широкий зелёный венок.

— Да ты что? — рассмеялась княженка. — Разве девица я?

И до того непривычно было видеть её улыбку, что Чаян, уже сделав несколько шагов к ней, встал, рассматривая преобразившееся лицо Елицы, боясь моргать даже, чтобы не упустить теперь из памяти ни одной черты. Как бы сделать так, чтобы и при виде него она тоже улыбалась, а не прятала взгляд, не вздёргивала упрямо подбородок...

— Ничего, скоро будешь совсем как девица, — Вышемила провела кончиками пальцев по её височным кольцам, заставив те прозвенеть тихо и мелодично. — Недолго осталось. А там замуж выйдешь ещё быстрее меня, верно.

Княженка вздохнула, вновь мрачнея. И вдруг повернула голову да взглянула в сторону Чаяна с Леденом, который стоял позади, в тени тонких осин, и тоже на неё смотрел, пытаясь это скрыть. И не видно было, на кого же она всё ж взор обратила: таким быстрым он был. Может, и вовсе мимо. Елица отвернулась сразу и ушла, затерявшись среди гуляющих. Зато Вышемила Ледена увидала и, коротким жестом проведя по знатной своей косе, что, верно, оттягивала ей голову, неспешно пошла к ним. Чаян не стал мешать, зная, что боярышне он вовек не сдался — отправился к реке, надеясь ненароком где Елицу вновь увидеть. Оттуда вернулся на холм: наблюдать, как разжигают праздничный костёр — олелию. И как девушки снова заводят хороводы — теперь уж вокруг него.