Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

За ужином Эмили потеряла сознание, повалившись прямо в объятия Гортензии. Скатилась на пол чашка.

— Простите! — простонала она, стуча зубами.

Мы с Мими отнесли дрожащую девочку наверх, уложили на кровать.

То ей было холодно, то жарко; она умоляла открыть окна, которые я только что закрыла.

Я отправила Мими в город за доктором.

К двери подкралась Гортензия.

— Как Эмили?

— Не подходи к ее комнате, Гортензия!

В детстве моей дочери делали прививки, но испытывать судьбу мне не хотелось.

— Мама!

— Делай, что говорю!

Я убрала прядь влажных волос со лба Эмили. Сама я перенесла оспу в легкой форме еще в детстве. Болезнь Эмили слегка меня испугала, но я понимала: мне оспа определенно не грозит.

Шесть часов пополудни, в ожидании ужина

Доктор надел халат, маску и перчатки; при виде его Эмили охватил испуг. Я внимательно следила за выражением его лица. Врач прокашлялся, на шаг отступил назад, внимательно оглядел больную и сцепил за спиной руки.

— Вернусь через четыре дня, когда недуг проявит себя.

Взявшись за дверную ручку, он помолчал немного, а потом прибавил:

— Очень жаль…

1 августа

На лице и шее Эмили стали появляться пятна, в точности так, как предсказывал доктор.

— Дайте мне зеркало, — потребовала наша бедная девочка. Я не могла ей отказать.

— Такие маленькие бугорки, — сказала она, прикасаясь к ним, — и с заостренными верхушками! — почти с нежностью добавила Эмили.

Худшее было впереди.

4 августа

Я убрала зеркало из комнаты Эмили, но ничто не может нейтрализовать тошнотворный запах, который становится все сильнее.

Без даты

— Это я, Эмили. — Я поставила на стол поднос с лекарствами. У нее глаза не открываются из-за волдырей. Лицо сейчас неузнаваемо — это лицо чудовища.

— Папа! — воскликнула она.

Слезы подступили у меня к глазам. Она грезит об отце, Франсуа де Богарне, — эмигранте, бежавшем из Франции во время революции, который не может возвратиться. Об отце, которого она не видела с двенадцати лет. Я села на кровать рядом с ней.

— Нет, Эмили, это я, тетушка Роза.

— Папа!

Впрочем, какая уже разница, за кого она меня принимает?

— Сейчас помажу тебе лицо целебной мазью…

Я окунула лоскуток чистой фланели в стеклянную банку.

— Будет щипать немного, — предостерегла я.

Эмили вздрогнула, напряглась, потом расслабилась.

— Я ждала тебя! — прошептала она.

21 термидора, Люксембургский дворец

Дорогой друг, я посмотрю, что можно сделать, чтобы удалить из списка имя Франсуа де Богарне, однако я бы не слишком уповал на чудо. В совете теперь царят кровожадные настроения.

Кстати, о настроении… Оппозиция, настроенная против вашего мужа, растет и крепнет. Советую Вам отказаться от жизни в уединении: в одиночку мне эту битву не выиграть.

Дядюшка Баррас

29 августа

Утром Эмили поднялась с постели — впервые после болезни. Она подняла вуаль, и мы одна за другой обняли ее, изо всех сил пытаясь скрыть ужас. Ее лицо — сплошные рытвины. Слава богу, она уже замужем!

Я ПРОЩЕНА И ТОЖЕ ПРОЩАЮ

4 сентября 1799 года

Выздоровление Эмили пробудило меня от жалости к самой себе. Если эта хрупкая девочка может выиграть у смерти, я, конечно, найду силы принять вызов клана Бонапартов! Переезжаю в Париж, готовлюсь к битве.

10 сентября

Сегодня заеду к военному министру, директору Гойе (который ныне председательствует в совете директоров), и к Баррасу — попытаюсь побудить их к спасению армии, оставшейся в Египте. Просто отвратительно, до чего все безразличны к судьбе Бонапарта, судьбе наших солдат, оказавшихся в безвыходном положении!

11 сентября