Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

— Но ему только полтора года, мама!

— В вашей жизни ничего не изменится, — начала убеждать я Гортензию, как вдруг заметила стоящего в дверях Бонапарта.

— Я не могу больше ждать, — обронил он, поманив меня пальцем, и исчез.

— Мне поговорить об этом с Луи? — срывающимся голоском спросила Гортензия.

— По-моему, это Бонапарту решать.

— Мама, если папа это предложит, Луи выступит против — из принципа.

Бонапарт сидел в карете, нетерпеливо постукивая по полу саблей. Солдаты на сонных лошадях выстроились на солнце позади кареты в колонну по двое.

— Я ей сказала, — кивнула я Бонапарту, когда лакей помог мне подняться в карету. — Гортензия обеспокоена, кажется, но…

Мой шлейф защемился дверцей. Не успела я его высвободить, как в ворота въехал всадник.

— Это Луи!

Луи встревожился, увидев двор полным солдат.

— Черт! — Бонапарт досадовал, что брат прибыл так поздно. Луи ничего не знал о нашем приезде. «Гортензия права», — подумала я: не следовало бы Бонапарту обсуждать с Луи вопрос наследования.

— Я поговорю с ним, — решилась я, открывая дверь кареты.

Сначала нужно успокоить Луи: ничего ужасного не случилось, его сын не убит, а жена — не похищена.

— Мы с первым консулом приехали сегодня по чрезвычайно важному для всей страны делу, — начала я. Обстановка не очень располагала к такому разговору. Мы стояли перед парадным крыльцом, все на нас смотрели. — Мы не ожидаем ответа, я просто хочу, чтобы вы обдумали наше предложение.

— В чем оно заключается?

— Как вы знаете, Бонапарту нужен преемник. Обсуждается поправка к конституции, которая даст Бонапарту право усыновить будущего наследника — маленького Наполеона.

Луи склонил голову к приподнятому плечу и обхватил свою больную руку.

— Моего сына?

«О господи! — подумала я. — Да Луи озабочен тем, чтобы самому стать преемником!»

— Блестящее будущее сына может утешить отца, даже если преемником будет назван не он сам, — сказала я, умоляюще глядя на Луи.

Без даты

Утром Мими сунула мне записку.

— Все, как ты подозревала, — сказала она, скорчив гримасу.

«Мадам Каролина сказала Луи, что он не должен позволять 1-му консулу отбератъ у него сына. Ана сказала, что старуха хочет, чтобы 1-ый консул лишил весь клан наслецтва. Ана сказала, что ему придеца кланяца своему сыну. Ана сказала, что по слухам 1-ый консул — отец его ребенка. Ана сказала, если 1-ый консул хочет сына, ему надо развистисъ со старухой».

23 апреля, что-то около девяти часов вечера

Сегодня вечером Бонапарт сообщил, что Законодательное собрание проголосовало за передачу по наследству титула первого консула.

— Меньше чем через месяц будет принят закон. Тогда все должно измениться.

— Опять? — В этой стране постоянно что-то меняется.

— У нас будет настоящий двор, больше слуг… — Я вздохнула. У нас их и так уже гораздо больше, чем требуется. — Новые ритуалы, другая одежда.

— Ливреи, вы имеете в виду?

— Вы этим займетесь?

— Да, король Бонапарт, — улыбнулась я, прикидывая, когда лучше сообщить ему, во сколько обойдутся новые ливреи.

— Нет, ни в коем случае не «король».

— Вот как?

Это вселяет надежду.

— Титул «король» напоминает народу о Бурбонах. Мой же должен говорить об экспансии и вызывать ассоциации с Античностью. Слово «император» — это некий отсыл к Римской империи и правлению Карла Великого. В нем есть масштаб, есть величие, что мне и нравится.

— Вы это серьезно?

Император?

Бонапарт лишь улыбнулся при виде моей растерянности.

— «Император Наполеон», — подтвердил он, театрально взмахнув рукой. Другая была заложена за лацкан камзола.

Без сорока минут полночь

Йейета, Роза, мадемуазель Ташер, гражданка Богарне, мадам Бонапарт… императрица.