Подсказчик - Донато Карризи (2018)

Мила устала наблюдать эту сцену. Устала постоянно пересматривать свое мнение о людях. Ведь это тот самый Борис, что пытался за ней ухаживать, когда она только приехала. Тот, что принес ей теплые круассаны с кофе и подарил парку, когда у нее зуб на зуб не попадал от холода. По ту сторону зеркала все тот же коллега, напарник, что разгадал немало загадок Альберта. Симпатичный, немного неуклюжий здоровяк, принимающий близко к сердцу боль своих друзей.

Группа Горана Гавилы распадалась. А вместе с ней разваливалось и расследование. Таяла надежда спасти маленькую Сандру, которая сейчас лежит в каком-нибудь закутке, быть может на последнем издыхании. В итоге ее убьет не серийный убийца с вымышленным именем, ее убьют равнодушие и грехи других мужчин и других женщин.

Лучший финал, который мог замыслить Альберт.

Она предавалась этим невеселым мыслям и вдруг увидела перед собой в стекле отражение Горана. Он стоял у нее за спиной, но в комнату для допросов не смотрел, а упорно ловил ее взгляд.

Мила обернулась. Они долго молча смотрели друг на друга, объединенные отчаянием и безысходностью. И не было ничего естественнее, чем потянуться к нему, закрыть глаза, прикоснуться к его губам, почувствовать их ответ.

* * *

На город обрушился ливень, грязная вода затопила улицы, забила стоки. Желоба едва успевали глотать и выплевывать эту жижу. На такси они доехали до небольшой гостиницы возле вокзала. Фасад весь почернел от смога, жалюзи опущены, видно, постояльцам не до того, чтоб их поднимать.

Люди сновали туда-сюда, как муравьи. Горничные едва успевали менять белье, без сна и отдыха катая по коридорам свои скрипучие тележки. Одни останавливались здесь, только чтобы принять душ и переодеться с дороги. А другие, как и они, приходили, чтобы заняться любовью.

Портье выдал им ключ от номера двадцать три.

Они поднялись на лифте, не говоря ни слова и не разжимая рук. Но не как влюбленные, а как люди, которые боятся потерять друг друга.

В номере с убогой мебелью запах дезодоранта не мог забить застарелую табачную вонь. Их новый поцелуй был глубже, сильнее, как будто оба пытались забыться, отделавшись сперва от мыслей, а уж потом от одежды.

Он сжал ее маленькую грудь. Она закрыла глаза.

Сквозь планки жалюзи просачивался свет блестящей от дождя вывески китайского ресторана, рельефнее очерчивая в темноте их тени.

Горан медленно раздевал ее.

Мила покорно ждала.

Он прикоснулся губами к плоскому животу и стал не спеша подниматься к груди.

И тут обнаружил шрам на боку.

С бесконечной нежностью он стянул с нее свитер.

И увидел другие шрамы.

Но взгляд не задержался на них, поскольку они были отданы во власть его губ.

К огромному ее потрясению, он стал покрывать медленными поцелуями и застарелые, и свежие шрамы, как будто хотел исцелить их.

То же повторилось, когда он снял с нее джинсы. На ногах порезы были еще свежими, едва закрывшимися. Там, где лезвие прошлось совсем недавно.

Причиняя боль телу, Мила избавлялась от душевных ран и в этой застарелой боли даже находила нечто приятное.

Будто испытываешь удовлетворение, расчесывая заживающую рану.

Она тоже принялась раздевать его легкими движениями, словно обрывая лепестки цветов. Оказалось, что и он носит на теле следы былых страданий. Впалая грудная клетка, словно вобравшая в себя его муки. Уныло торчащие ключицы, свидетели неизбывной печали.

Они любили друг друга с какой-то странной яростью, быть может, даже злостью, но в этом была жажда освобождения. Как будто оба стремились раствориться друг в друге, хотя бы на миг обрести забвение.

Потом они долго лежали рядом, все еще ощущая это единение и вслушиваясь в ритм общего дыхания. Затем где-то в глубокой тишине забрезжил вопрос, пока еще неясный, но Мила уже видела, как он парит над ними черной птицей.

Вопрос об истоках зла, вечного зла.