Волшебница Шалотт и другие стихотворения - Теннисон Альфред (2007)

Not in vain the distance beacons. Forward, forward let us range,

Let the great world spin for ever down the ringing grooves of change.

Thro’ the shadow of the globe we sweep into the younger day:

Better fifty years of Europe than a cycle of Cathay.

Mother-Age (for mine I knew not) help me as when life begun:

Rift the hills, and roll the waters, flash the lightnings, weigh the Sun —

О, I see the crescent promise of my spirit hath not set.

Ancient founts of inspiration well thro’ all my fancy yet.

Howsoever these things be, a long farewell to Locksley Hall!

Now for me the woods may wither, now for me the roof-tree fall.

Comes a vapour from the margin, blackening over heath and holt,

Cramming all the blast before it, in its breast a thunderbolt.

Let it fall on Locksley Hall, with rain or hail, or fire or snow;

For the mighty wind arises, roaring seaward, and I go.

ЛОКСЛИ-ХОЛЛ

Здесь останусь я, покуда разгорается восток.

Вы ступайте; нужен буду — громко протрубите в рог.

Всё как встарь: кричат бекасы; темный берег пуст и гол;

Стылый блик дрожит над морем, озаряя Локсли-холл.

Локсли-холл стоит на страже у черты песков и вод,

Где у низких дюн вскипает и бурлит водоворот.

Сколько раз ночной порою я из башенных окон

Наблюдал, как к горизонту опускался Орион.

Сколько раз в ночи следил я, как в тенетах серебра

Светляки Плеяд мерцают от заката до утра.

Здесь вдоль отмелей бродил я, юн и воодушевлен,

Тешась сказками науки, прозревая ход Времен:

Позади меня дремали утомленные века;

Я пленялся настоящим, нерастраченным пока,

И, пытливо-дерзновенный взор в грядущее вперив,

Созерцал Виденье мира и без счета дивных див.

По Весне убором алым щеголяет королек;

По Весне зазнайка-чибис обновляет хохолок;

По Весне кичится голубь блеском радужной каймы,

По Весне к любовной грезе чутки юные умы.

Вижу: Эми погрустнела, ясный свет в лице погас;

Всюду следовал за мною взгляд ее молящих глаз.

Я сказал: «Кузина Эми, все открой мне, не тая!

Верь, кузина, лишь тобою и живу, и мыслю я».

Щеки залились румянцем, от смущения горя —

Так над северной равниной рдеет алая заря.

Бурно грудь ее вздымалась; подняла глаза она —

Мнилось, то душа сияет, в глубине отражена:

«Я таила, что на сердце — чувствам потакать грешно…

Ах, кузен, ты вправду любишь? Я люблю тебя давно».

Так Любовь, отмерив Время, счет мгновений повела:

Как песок, текли минуты в колбах тонкого стекла.

Так Любовь на арфе Жизни задавала лейтмотив:

Я душою растворялся в песне, к небу воспарив.

Сколько раз мы на рассвете слушали напев волны,

И смущенный шепот Эми вторил музыке Весны.

Сколько раз мы на закате провожали корабли,

И уста, соприкасаясь, душу ко душе влекли.

О неверная кузина! Ты утрачена навек!

О унылый, блеклый вереск! О бесплодный, голый брег!

Лживей взбалмошных фантазий, лживей вымыслов льстеца, —

Жалкая марионетка, мягкий воск в руках отца!

Как могла ты примириться — ты, кем был я так любим! —

С подлым сердцем, с пошлым чувством — верно, не чета моим!

Что ж, свыкайся! опускаясь до мужлана день за днем,

Ты впитаешь и усвоишь низость, явленную в нем.