Волшебница Шалотт и другие стихотворения - Теннисон Альфред (2007)

Ведь жена подобна мужу: хам, с тобой соединясь,

Все, что есть в тебе святого, осквернит и втопчет в грязь.

Ты в глазах его, — как только схлынет страсти новизна, —

Будешь чуть дороже гончей, чуть ценнее скакуна.

Вот он смотрит осовело — не сочти, что во хмелю!

Долг зовет: ступай к супругу, поцелуй, скажи «люблю!».

Или муж твой притомился? Иль мозги перенапряг?

Ублажи милорда шуткой, выдумай любой пустяк.

Он и рад: глубокой мыслью ты его не беспокой!

Лучше б загодя тебя я умертвил своей рукой!

Лучше бы в могильном склепе, от бесчестия вдали,

Мы в объятиях друг друга мир навеки обрели.

Будь ты проклят, пошлым светом продиктованный расчет,

Будь ты проклято, тщеславье, лицемерия оплот!

Будь ты проклят, светский морок, отравляющий сердца!

Будь ты проклят, отблеск злата, осиявший лоб глупца!

Как смирить негодованье — как простить твою вину?

Боже, как тебя любил я — так не любят и жену!

Не безумство ли — лелеять то, что дарит горький плод?

Вырву с корнем — даже если сердце кровью изойдет!

Нет! — пусть мчится год за годом, хоть считай, хоть не считай, —

Так грачи летят к гнездовьям, поднимая хриплый грай.

Может статься, я утешусь, память надвое разъяв,

И смогу забыть дурное и любить в ней кроткий нрав?

Помню каждое движенье, помню нежные слова,

Помню ту, кого любил я… помню, что она мертва.

Что ж, хранить любовь к умершей — в память о любви былой?

Нет — она и не любила: страсть не выгорит золой!

Утешение? — да к черту! — верно говорил поэт:

«Вспоминать былое счастье в скорби — горше муки нет».

Так не вспоминай же, сердца лишний раз не бередя

В тишине бессонной ночи, под унылый шум дождя.

Муж твой спит, охотой грезя, ты глядишь перед собой;

По стене мятутся тени; тает отблеск голубой.

Что ты видишь в смутном свете? муж — во власти пьяных грез,

Ложе брачное остыло, край подушки мокр от слез.

«Никогда!» — во тьме раздастся шелест иллюзорных лет,

И напев полузабытый тихо зазвучит в ответ.

Чей-то взгляд пронзает полночь — соболезнующий взгляд!

Полно, засыпай! — былого не дано вернуть назад.

Горе облегчит Природа: нежный детский голосок

Зазвенит, опустошая чашу скорби и тревог.

Детский лепет — приговор мне: с ним соперничать невмочь.

Детских пальчиков касанья образ мой изгонят прочь.

О, дитя пробудит нежность и к никчемному отцу!

Плод его и твой, ребенок — дань двойному образцу.

Так и вижу, как под старость, благочинная ханжа,

Ты моралью пошлых истин дочку пичкаешь, брюзжа:

«Чувствам следовать опасно; обольщая и губя,

Страсть сулит лишь стыд и муку…» Презирай сама себя!

Сдашься ты или воспрянешь — не моя забота впредь!

Я вернусь к делам насущным — полно чахнуть и скорбеть!

Но куда же мне податься? Все-то прибрано к рукам!

Всюду — запертые двери; злато — ключ ко всем замкам.

Всякий рынок — переполнен, толкотня — у всяких врат.

Буйное воображенье — вот и все, чем я богат.

Может, пасть на поле брани, в чужеземной стороне,

Где и звуки, и шеренги тонут в мглистой пелене?

Где там! Ныне раны Чести исцеляет звон гиней:

А народы только ропщут — чем трусливей, тем злобней.

Что ж, терзаться понапрасну? Нет, былое зачеркну!