Ночь белая была от полнолунья.

И так промолвил сэру Бедиверу

Король Артур: «Бой нынешний расторг

Прекраснейшее рыцарское братство,

Какое видел мир. Они уснули

Навек — друзья любимые. Отныне

Не тешиться им славною беседой

О битвах и турнирах, не гулять

По залам и аллеям Камелота,

Как в прежни дни. Я сам их погубил,

Увы, — и рядом с ними погибаю…

Хоть Мерлин клялся, что я возвращусь

И стану править вновь, — но будь что будет.

Так глубоко мой шлем пробит клинком,

Что, думаю, мне не дожить до утра.

Возьми ж мой славный меч Эскалибур,

Которым я гордился: ты ведь помнишь,

Как в летний полдень некая рука,

Покрытая парчой венецианской,

Таинственно-волшебная, явилась

Из глубины озерной, этот меч

Держа, и как за ним поплыл я в лодке,

И взял его, и с доблестью носил;

Об этом и в грядущих временах,

Меня воспоминая, не забудут.

Не медли же: возьми Эскалибур

И в озеро забрось как можно дальше;

Вернувшись, расскажи о том, что видел»

Ему ответил храбрый Бедивер:

«Мой государь, хоть мне не подобает

Вас оставлять с такой жестокой раной

Без друга и подмоги, одного,

Но ваш приказ исполню, не промедлив,

И обо всем, что видел, расскажу».

Так он сказал и вышел из часовни

И в лунном свете пересек погост,

Где кости древних воинов лежали

В могилах, а над ними ветер пел,

Хрипя, и клочья нес холодной пены, —

И по извилистой тропе меж скал

Сошел к озерным озаренным водам.

Там он извлек Эскалибур из ножен,

Поднял его, — и зимняя луна,

Что серебрила край протяжной тучи,

Промчалась по клинку до рукояти

И вспыхнула огнем алмазных искр,

Мерцающих топазов и гранатов

Огранки дивной. Полуослепленный,

Стоял он, замахнувшись для броска,

Но с разделенной волей; наконец

Подумалось ему, что лучше спрятать

Эскалибур меж узловатых стеблей

Прибрежных тростников, шуршащих глухо.

Так сделав, он вернулся к королю.

Спросил Артур у сэра Бедивера:

«Исполнил ли ты в точности приказ?

Поведай, что ты видел или слышал?»

Ответил храбрый Бедивер Артуру:

«Я слышал только шорох камыша

И тихий плеск озерных волн о скалы».

Тогда король Артур сказал, бледнея:

«Ты изменил своей душе и чести,

Ответив, не как благородный рыцарь,

А как лукавый, низкий человек.

Я знаю, озеро должно ответить

Каким-то знаком, голосом, движеньем.

Позорно лгать. Но ты мне мил и дорог.

Ступай опять, исполни приказанье,

Потом вернись и расскажи, что видел».

И вновь отправился сэр Бедивер

Тропой скалистой на озерный берег,

Шаги в раздумье меря, — но едва

Узрел он снова рукоять резную

Тончайшей и диковинной работы,

Как, сжав кулак, воскликнул: «Неужели

Я должен выбросить такой бесценный,

Такой чудесный меч, — чтоб никогда

Его никто из смертных не увидел?

Какое в этом послушанье благо?

Какое зло от ослушанья, — кроме

Сознания, что ослушанье — зло?

Положим, так. Но если сам король

Себе же самому вредит приказом?

Он тяжко болен, ум его мутится.

Что он оставит временам грядущим

На память о себе, когда уйдет,

Помимо темных слухов? Если ж эта

Реликвия навечно сохранится

В сокровищнице королей, — однажды

На рыцарском пиру иль на турнире

Ее достанет кто-нибудь и скажет:

Вот он, Эскалибур, Артуров меч,

Сработанный таинственною Девой

На дне озерном: целых девять лет

Она над ним трудилась в одиночку. —