Зеленый дом - Крамер Теодор (2012)

над Люблином, в польской земле.

В товарных вагонах людей на убой

свозили в огромном числе:

чудовищный дым застилал окоем

их газом травили, сжигали живьем

у Люблина, в польской земле. Три года крюкастый штандарт проторчал

над Люблином, в польской земле.

Хозяин процент со всего получал

без пользы пропасть ли золе?

В мешок да под пломбу - и снова в вагон:

подкормкою пепел служить обречен

великой немецкой земле. Сияет на знамени красном звезда

над Люблином, в польской земле,

но мало того, что теперь навсегда

погашено пламя в жерле,

позорного чада над миром - с лихвой,

так пусть же заплатит палач головой

за бойню в польской земле! 22.8.1944 СЛАВЯНСКОЕ Ты сегодня дашь нам, господарь, ночлег,

завывает ветер, сыплет крупный снег;

мы оставим ружья, двери - на крючок,

ну, а ты согреешь, братик-сливнячок. Мы врагов осилим эдак через год.

Господарь, приветствуй будущих господ:

не пойду батрачить, я не дурачок,

ну-ка, подтверди-ка, братик-сливнячок. Пролито немало крови на веку:

выйти в господари должно гайдуку,

завести овечек, садик, парничок,

кукурузку, дыньку, ну, и сливнячок. Из страны прогоним бешеных свиней,

доживем, понятно, и до вешних дней,

и такой отколем майский гопачок

ух, как будет славно, братик-сливнячок! 7.2.1945 ВИЗИТ К ПОМЕЩИКУ Мое почтенье, барин-господин!

Ты слышишь стук окованных дубин?

Ты очень зря запрятал в погреба

стервятника с фашистского герба. Хозяин, ведь у нас с тобой родство!

Мой дед повесил деда твоего.

В мое лицо вглядись еще слегка:

ты, барин, узнаешь ли батрака? Ну, разжирел ты, барин, чистый хряк!

Ты мордовал меня и так, и сяк,

я тюрю ел, ты смаковал пилав,

но времечко бежит, летит стремглав! Таши-ка сливнячок из кладовой!

Стаканчик - мне, а весь осадок - твой.

Тебе вниманье, барин, уделю:

давай-ка шею, полезай в петлю. 22.6.1945 МАЙ В ДОБРУДЖЕ Черна зола пожарищ и сыра,

однако строить новый дом пора;

как ни изрыли землю кабаны

Под осень тут созреют кочаны. Гляди-ка, уцелел хозяйский дом!

Он строен, чай, не нашим ли трудом

там, на юру, над степью: посему,

пожалуй, будет школа в том дому. Пора заняться саженцами слив.

Да будет мир неслыханно счастлив,

таков, каким вовек не видан встарь:

никто не раб, и каждый господарь. 12.5.1945 ПОГИБШИЙ В ЗЕЛАНДИИ В бескормицу, в самое злое бесхлебье,

не вовремя гибнуть надумал, отец.

Разграбило ферму чужое отребье,

зарезали немцы последних овец.

Плотину взорвали они торопливо,

когда отступали. И невдалеке,

где польдер открылся на время отлива,

твой труп отыскался в соленом песке. Отец, мы тебя между илистых склонов

тихонько зарыли в предутренний час,

но стопка твоих продуктовых талонов

в наследство еще оставалась у нас:

и чашечку риса, и сыр, и горбушку

делили мы поровну, на три куска,

Мы на ночь стелили тебе раскладушку,

мы дверь запирали на оба замка. Отец, под кустом бузины у плотины

ты горькую трапезу благослови:

ты жизнь даровал нам в былые годины

и, мертвый, даруешь нам крохи любви.

Три вечных свечи мы поставим в соборе,

чтоб люди забыть никогда не могли

о том, как враждебное хлынуло море

в родные пределы зеландской земли. 2.6.1945 СТАРАЯ ПАРА В ВЕНСКОМ ЛЕСУ С тех пор, как бомбы градом с неба валят,

мы приучились вверх смотреть, - и вот

мы вдруг поймем, что синевою залит

безоблачный осенний небосвод.

Мы рухлядь "зимней помощи" наденем

подачки с оккупантского плеча,

и побродить часок в лесу осеннем

пойдем тихонько, ноги волоча. Нам сыновья, что под Москвою пали,

писали, что костерик до поры