Зеленый дом - Крамер Теодор (2012)

под шуршащим осенним дождем,

проспит бесполезное время свое

под шуршащим осенним дождем.

Подмытый водой, словно стебель ничтожный,

глядит в никуда указатель дорожный

под шуршащим осенним дождем. Смывается лыко, ограда гниет

под шуршащим осенним дождем.

Скребутся дворовые псы у ворот

под шуршащим осенним дождем.

Вода не уходит с разбухшего луга,

канавы бурлят и клокочет округа

под шуршащим осенним дождем. ТРАВНИЦА Где тропка петляет к ручью за деревней,

где скалы крошатся опокою древней

и держатся в скалах деревья с трудом

стоит покосившийся травницын дом. Хвосты сельдерея, фасоль и редиска

еще говорят - человечество близко,

но папорть, хозяйственным планам вразрез,

под окна решительно выдвинул лес. Тот самый, что женщине в рваной одежке

сморчки поставляет весной для кормежки,

до осени - ягоду в горла корчаг

ссыпает не скупо; зимою - сушняк для печки дает приношением щедрым,

покуда метели гуляют по кедрам.

Дремучим чащобам и дочь, и сестра,

как зверь, нелюдима, и так же мудра, находит, почти что без помощи зренья,

заветные зелья и злые коренья,

и то, что лекарство, и то, что еда,

и то, чем врачуется бабья нужда. Февраль, и доедена пшенка, и смальца

в корчаге осталось едва на полпальца,

но лес, обрядившийся в иней и наст,

согреет, прокормит, в обиду не даст. ПИВНАЯ Далеко за деревней, со свалкою старой впритык,

где стервятину наспех привозит зарыть гуртовщик,

где ручей пробирается через коросту дерьма

неприметно к подошве горы притулилась корчма. Кто кислятины местной не брезгает выпить - тому

самый раз завалиться под вечер в такую корчму,

если чертова шнапса желает какой однолюб

блещет медной змеей самогоноварительный куб. Ненапойная жажда сюда пригоняет не зря

батрака, углежога, подручного золотаря;

все растрескано небо, угар от похмелья тяжел

пей, покуда не взмокнут мозги, и не рухнешь под стол. Молчаливо садятся они на скамейки рядком;

колбаса - из конины с тухлинкой, зато с чесноком,

если кто припоздает - тому, для порядка ворча,

наливает корчмарь все такой же стакан первача. На стакане втором хоть один да развяжет язык,

тут же песня польется, до слез проберет горемык,

и на третий потянут слова неизбывной тоски,

и, мотив подхватив, застучат по столам тесаки. ЙОЗЕФА Там, за деревней, где ряской канавы цветист,

средь золотарников - поля неправильный кут.

Хатка Йозефы за ним, в полминуте ходьбы.

Прямо под дверью лежат на просушке грибы. Шпанские мушки да всякие зелья у ней,

козочка тоже: Йозефа других не бедней.

Вечером трижды, попробуй, в окно постучи

дверь приоткроется, звякнут в потемках ключи. Молча вдовец к ней приходит еще дотемна,

молча - кабатчик, пусть лезет на стенку жена,

молча - барышник с кольцом, только чтоб ни гу-гу,

молча - бирюк-винокур, зашибивший деньгу. Горькой настойкой она угощает гостей,

есть постоянный запасец домашних сластей,

после - Йозефа постель приготовит свою.

Ежели что - так заварит себе спорынью. Пышно цветут золотарник, татарник и дрок.

Нет никого, кто Йозефе послал бы упрек.

Дом и коза, и кусок полевого кута

совесть Йозефы пред всеми на свете чиста. КАФЕШКА ПРИ ДОРОГЕ Зальце заштатной кафешки

возле развилки дорог.

Здесь ни погонки, ни спешки

смело ступи на порог,

право, бывает и хуже,

кисло вокруг не смотри.

Движутся барки снаружи,

трубки дымятся внутри. Кофе и булочка с тмином,

а за окном - облака

вдаль уплывают с недлинным,

чисто австрийским "пока".

Чужд размышлений тревожных

этот приветливый кров

правил помимо картежных

и биллиардных шаров. Тянутся дни, как недели,