Стена - Марлен Хаусхофер (1963)

Пока я давала бычку сосать вволю. Ведь все зависело от того, как быстро он станет большим и сильным. Понятия не имела, в каком возрасте бык уже может производить телят, но надеялась, что он сам своевременно сообразит. Отдавала себе отчет, что план мой несколько авантюрен, но мне не оставалось ничего, кроме как надеяться на его удачный исход. Я не знала, что получится в результате такого близкородственного скрещивания. Может, у Беллы вообще не будет теленка или родится уродец. Но об этом в календарях не было ни слова. Судя по всему, так не делалось — случать быка с его собственной матерью. Я не люблю блуждать в потемках и жить как Бог на душу положит, поэтому сохранять спокойствие мне было нелегко. Нетерпеливость всегда была одним из моих главных недостатков, в лесу я, однако, научилась до определенной степени обуздывать ее. Оттого что я буду ломать руки, картошка быстрее не вырастет и мой маленький бычок за одну ночь не станет взрослым. А когда он наконец вырос, мне иногда хотелось, чтобы он навсегда остался маленьким круглым теленочком. Задачи, которые он мне задавал, страшно осложняли жизнь.

Нужно было ждать да ждать. Здесь очень много времени, его не подгоняют тысячи разных часов. Ничто не гонит и не подталкивает, в лесу единственный источник беспокойства — я сама, до сих пор страдаю от этого.

В марте зима вернулась. Пошел снег, ударил мороз, лес за ночь превратился в стеклянный дворец. Но холод долгим не был, уже ведь пригревало солнце и с крыши капало. Дичи ничего не грозило, на южных склонах хватало проталин с травой и листьями. Той весной мертвых косуль я больше не находила. Когда светило солнце, мы с Луксом ходили в лес или носили сено с сеновала. Однажды я подстрелила ослабевшую косулю и заморозила ее. Наконец началась оттепель, несколько дней подряд шел дождь и дул сильный ветер. Из дома было видно только хлев — так низко висел туман. Я жила на маленьком теплом островке в сыром океане тумана. Лукс заскучал, грустно бродил от дома к прогалине и обратно. Я ничем помочь не могла, промозглая погода худо на меня действовала, я боялась простудиться. В горле уже першило, и начинался кашель. Но я не заболела, на следующий день все прошло. Куда хуже, что начались ревматические боли в суставах. Тут же опухли и покраснели пальцы, их было больно сгибать. Меня знобило, я принимала таблетки от ревматизма из запасов Гуго, мрачно сидела дома и мрачно представляла, как в конце концов совсем не смогу пошевелить руками.

Наконец дождь перешел в снег с дождем, а потом — просто в снег. Пальцы все еще опухали, болели от любого движения. Лукс видел, что я болею, и все время проявлял бурную преданность. Однажды довел меня этим до слез, а потом мы оба смущенно сидели на лавке. По елкам рассаживались вороны, ждали отбросов. Вероятно, они рассматривали меня как некое замечательное учреждение, что-то вроде социального страхования, и делались день ото дня все ленивее.