Ведуньи - Элизабет Ли (2021)

Все, с него довольно. Он больше не позволит отцу поднимать на него руку. И Гэбриелу больше не спустит постоянных насмешек и издевательств. И ни к чему ему слушать, о чем там шепчутся в деревне. И нечего бояться, что кто-то что-то про них с Сарой пронюхает. Только сейчас он наконец стал понимать, что жизнь его идет как-то неправильно, однако ее вполне можно переменить в соответствии с его новыми планами и желаниями.

Он решил, что еще немного подождет – он все-таки надеялся, что Сара придет на реку, – но если она так и не объявится, он сам ее разыщет.

Кем я теперь стала

Тело, в котором я, видимо, теперь оказалась, бьет дрожь. Кто-то натер мне глаза песком, да еще и в горло его напихал. Голова стиснута оковами боли.

Что-то холодное касается моего лба. Приятно. Оказывается, это чья-то рука.

– Все хорошо, девочка, – доносится до меня знакомый голос. – Не бойся и не спеши. Скоро ты полностью придешь в себя.

Но всего лишь для того, чтобы разлепить веки и открыть глаза, мне требуется невероятное усилие воли. Я и не подозревала, что обладаю такой волей. Только я все равно ничего толком не вижу – разве что какие-то неясные фигуры в полутьме.

– Я умираю?

– Нет. Ты просто заново родилась.

Не вижу в этом смысла. Но никаких вопросов задать не могу. Такое ощущение, словно все во мне до предела изношено и требует полной неподвижности. Любое движение вызывает длительную боль, после которой меня накрывает волна дурноты. Ну и пусть, пусть меня поглотит эта тьма…

* * *

Горячие пальчики ерошат мне волосы, теплые влажные губы прильнули к моему уху и что-то шепчут.

– Пожалуйста, поправляйся скорей! Ну пожалуйста!

Чуть-чуть шевельнувшись, я пытаюсь открыть глаза и не могу.

Липкая ручонка убирает волосы у меня со лба, гладит по щеке.

– Проснись, проснись, посмотри, что я тебе принесла!

Я пытаюсь поднять руку, пытаюсь коснуться Энни, но у меня ничего не получается.

– Это отвар из цветов бузины! Я сама его приготовила. Ну, открой-ка рот.

Ложка, такая грубая, раздвигает мне губы. Сладкая жидкость вливается в рот. На зубах похрустывает песок. Жидкость стекает по подбородку в ямку на шее. А Энни гладит меня по голове и приговаривает:

– Вот какая хорошая девочка!

* * *

Я просыпаюсь внезапно, меня словно кто-то вырывает из сна, и сердце мое стучит все сильней и сильней. Я вся дрожу. Кожа влажна от пота, рот пересох. Оказывается, я уже стою, шатаясь, посреди комнаты, и она кружится, кружится…

Я падаю, но мама успевает подхватить меня.

– Остановись, девочка, ляг.

Я пытаюсь вырваться из ее рук, но она держит крепко. Моя ладонь взлетает сама собой и бьет ее по щеке. Получив звонкую пощечину, она вскрикивает, отпускает меня, и я наконец на свободе. Жадно хватаю ртом воздух, налетаю на стол, спотыкаюсь о тюфяк Джона и буквально выпадаю в дверь. Прохладный морской бриз касается моей потной разгоряченной кожи, и по ней бегут мурашки. Трава колет мои голые икры, в ней путаются пальцы моих босых ног; руки у меня грязные, под ногтями земля.

Мимо проходит Джон; под мышкой у него охапка хвороста; он жует горбушку хлеба, но хлеб явно слишком мягкий, чтобы его испекли именно для него.

– Ну что, получше тебе? – спрашивает он. – Я… это… в общем, я рад.

– Я тоже.

Он предлагает мне недоеденную горбушку, но я отталкиваю его руку. Он уходит в дом, и оттуда появляется мама. Она опускается передо мной на колени, прогоняет Росопаса и берет мое лицо в шершавые ладони. Я вижу у нее на щеке красные отпечатки моей пятерни и вспоминаю, с какой силой ударила ее.

– Ой, мамочка! – Я в ужасе подношу руку ко рту. – Это ведь я тебя ударила. – В горле у меня кипят слезы. – Я сделала тебе больно.

Она отрицательно качает головой и помогает мне подняться на ноги.

Я на минутку прислоняюсь к ней:

– Ты уж меня прости!