Семья переезжает в Базель. Однажды они хоронят мышь в саду, и Герман копает рядом еще одну большую яму «для всех мышей, которых мы сможем поймать», а затем тихо ложится рядом. Фаррелл видит в этом второе рождение, новую попытку разрешить проблему смерти.

Мы уже упоминали о том, что все факты, приведенные выше, — это выдержки из дневника матери Германа, Марии. Она восхищалась умом, живостью и остроумием мальчика, считала его непохожим на других детей и старательно записывала все, что он говорил. Ну, а он изводил ее, заставляя сердиться так, что временами она впадала в отчаяние, думая о его будущем. Энергия Германа проявлялась в «творчестве и борьбе». Он нес на своих плечах груз вины за смерть младших детей, к которой он почему-то считал себя причастным. По мнению Фаррелла, Герман стал одним из тех, кто страдает синдромом вины выжившего.

На празднование его пятого дня рождения были приглашены его маленькие друзья, с которыми Герман говорил об именах. Мать пишет, что он заявил, «что не любит свое имя и мы должны называть его Сиф: Сиф — очень хорошее имя, потому что Адам и Ева так назвали своего хорошего мальчика, который был им послан в утешение: ведь у них умер сын Авель, а Каин был плохим ребенком».

В это время Мария была вновь беременна и уже на большом сроке. Вскоре после родов Герман заболевает и требует, чтобы его кормили из бутылочки как младенца, который родился: пятилетний ребенок удивительно регрессирует. Нового малыша назвали, как отца, — Иоганнес.

В шесть с половиной лет Германа поместили в пансион, чтобы обуздать его характер, и он приезжал к родителям только на выходные.

В подростковом возрасте у него была депрессия, он был близок к психозу и самоубийству.

В конце концов, он нашел для себя выход в творческом воображении, в создании новой личности, личности писателя. Это дало ему возможность создать свой мир, в котором он мог воплотить «свою реальность», как он любил это называть, такую, как он хотел. Он считал, что обладал многими талантами, в том числе способностью «воскрешать мертвых». Фаррелл полагает, что Герман, конечно же, не мог сохранить воспоминания о событиях, которые произошли, когда ему было 18 месяцев. В книге «По следам сна» он рассказывает удивительное сновидение, связанное с событиями, столь ранними, что запомнить их было бы невозможно. Фаррелл, ссылаясь на Лихтенберга, утверждает, что вытеснение и символизация появляются в психике раньше, чем речь. Согласно его клиническому опыту, взрослые люди могут вспомнить и рассказать о событиях раннего детства. Сам Фрейд в самоанализе вспоминал глубокое влияние на его личность детской травмы: когда ему было 18 месяцев, умер его брат.

«В самом деле, сны Германа явно выражают ненависть маленького ребенка к новорожденному, появление разрушительных намерений, а затем превращение желания убивать в творческий акт. Яростная ревность ребенка, вытеснение соперника не были завершены (здесь соперником стал первый Герман, которого он не знал, но должен был вместе с именем унаследовать и его личность). На месте мертвеца появляется ребенок, потенциальный убийца становится творцом».

В заключение Фарелл пишет: «В течение всей жизни он создавал искусство, а искусство создавало его. И еще, мне кажется, можно думать, что сила и направление творческого посыла Германа (может быть, это основное объяснение его творчества и его жизни) проистекают из зерна, посаженного в грязную и бесплодную почву потерянного детства».

Ханс Хенри Янн, или «У меня нет имени, потому что я — это ты»

Ханс Хенри Янн, немецкий прозаик и драматург, родился в конце века, в 1894 году, и умер в 1959. Он почти неизвестен во Франции. Он был также реставратором органов, органистом и музыковедом. Его романы, написанные в сдержанной манере, обращены к теме насилия, через которую он раскрывает смысл христианских ценностей. Он боялся своего отца, кораблестроителя, но был очень близок с матерью.