Робин снова захихикал, даже когда у него потекли слезы.

– Я обещаю.

– Она соврет и скажет, что это одно из моих любимых стихотворений. Но это неправда! Я хочу лимерик[50]. «Жил-был старый ювелир Чарли. Он торговал бриллиантами… А не марлей». Что-то в этом роде.

– Я не буду этого делать. Я подыщу что-нибудь стильное.

– Хотел бы я услышать твою хвалебную речь. Наверняка она будет восторженной!

– Нет, я скажу, что ты был смешным старым пердуном.

– Ты порадуешь меня, я знаю. Я бы хотел присутствовать на своих собственных похоронах. Я сделаю все возможное, чтобы быть там.

– Тогда садись сзади, иначе у меня случится сердечный приступ и я присоединюсь к тебе, – сказал Робин. – Тогда мы вдвоем можем оказаться у моря Уитби в одной урне.

Чарли улыбнулся.

– Я постараюсь вернуться и сообщить тебе, что со мной все в порядке. Но не с помощью белого пера, малиновки или бабочки-адмирала, потому что это уже перебор?

– Тогда что же это будет? Давай решим сейчас.

– Алмаз, падающий с неба. Достаточно большой, чтобы вызвать сотрясение мозга.

– Слишком очевидно.

Чарли задумался на мгновение.

– Я оставлю вишенку где-нибудь на полу.

– Очень умно, кто-нибудь поскользнется на тебе и улетит.

– Это вишня, а не банановая шкурка, Робин. Ладно, тогда что-нибудь другое. – Его взгляд зацепился за прекрасную сцену, обрамленную большим окном спальни. – Я знаю, я спущусь к тебе снегом. Ты будешь стоять у французского окна и смотреть, как я плавно опускаюсь на сад.

– Зимой я буду на Бермудах с моим новым любовником, но я буду скучать по тебе.

– Чумовой снег, как этот. Но ты наверняка не захочешь, чтобы я заявлялся каждые пять минут, у тебя начнется новая жизнь. Но когда синоптики будут ломать голову из-за неожиданного снега, ты можешь считать, что частично в этом виноват я.

Их перебранка заглохла. Робин не мог ответить, потому что его сердце разрывалось. Ведь никто не сможет заполнить огромные, твердые, идеальные следы, оставшиеся от Чарли.

Чарли забрал телефон у Робина, отложил его на кровать и взял руку Робина; она дрожала, как испуганная птица.

– Я хочу, чтобы ты нашел человека, который сделает тебя счастливым.

– Я нашел, и он сделал. Ну, по большей части.

– Ты еще молод, Робин.

– Я чувствую себя древним. Пятьдесят пять – это не так уж и мало.

– Пятьдесят пять – это совсем немного. Мне было сорок семь, когда мы сошлись, если ты помнишь. Я не потерплю, чтобы ты хандрил, покрываясь паутиной, как мисс Хэвишем, слышишь меня?

– Белый мне не идет.

– Я знаю, из-за него ты выглядишь блеклым.

Чарли почувствовал тяжесть большой руки Робина в своей собственной. Твердая, сильная, нежная – эта рука словно олицетворяла его.

– Найди кого-нибудь, кто заставит твое сердце петь, мой дорогой, ты не должен быть одиноким. Ты ведь можешь стать чьим-то подарком, когда я уйду. Я не могу успокоиться, зная, что ты грустишь и плачешь во сне.

– Не обманывай себя, я буду ходить по клубам каждую ночь. С сиськами и кокаином.

На это Чарли разразился смехом.

– Не бойся влюбиться. Просто будь осторожен и не позволяй никому любить деньги больше, чем тебя. Не мне тебе об этом говорить, ты разумный человек, но ты можешь быть немного уязвимым. А как насчет друга Рубена, архитектора? Он очень симпатичный.

– Фу. От него пахнет дрожжами. Я так не могу.

– А Дэниел? Вдовец Сола?

– Дэниел такой скучный. У него три темы для разговора: он сам, он сам и политика. Я представляю, как Сол бросился в могилу головой вниз, чтобы спастись.

– Найди кого-нибудь потрясного, кто будет любить тебя, будь ты богат или беден, как я нашел тебя. Вокруг много бриллиантов, которые ждут, когда их обнаружат.

Здесь Робин сломался.

– Чарли, как я буду жить без тебя?

– Ради всего святого, не надо на меня наезжать, как Лиэнн Раймс[51].