Восточная война - Михаил Ланцов (2020)

— Ваш брак ничего бы не изменил, — отмахнулась Мария Федоровна. — Понимаете, милочка, наш Ники считает, что он стоит выше всех остальных монархов Европы. Что он единственный законный наследник Византии и, как следствие, Римской империи. А все эти, — небрежно махнула она рукой, — просто полудикие правители варварских королевств. Такой взгляд на жизнь неизбежно ведет к конфликтам. А то, что он взял вас в жены не причина, а следствие его взглядов на жизнь и свою миссию. Что такое? Вы побледнели. С вами все в порядке?

— Безумие… Это же безумие…

— Именно оно толкало нашего Ники заниматься возрождением России. И вы не хуже меня знаете, каких выдающихся результатов он достиг. Я поначалу тоже боялась, но почитав кое-какие старинные сочинения пришла к выводу, что такая убежденность – единственный путь к успехам. Монарх, полный сомнений и колебаний никогда не добьется ничего по-настоящему славного. Помните, вы рассказывали мне слова Ники про «блаженство нищих духом»? Помните, что он тогда вам сказал?

— Конечно? — кивнула Клеопатра. — Он сказал: «Определенно, тщеславие – мой самый любимый из грехов». О боже! Вы думаете?

— Он знал, о чем говорил. — С грустной улыбкой, произнесла Мария Федоровна. — После крушения поезда мой сын совсем переменился. Поначалу я его не понимала и даже боялась. Он стал таким хищным… таким безжалостным… В былые годы он никогда бы не приказал стрелять в своих дядьев и племянников. Никогда. А тут, поговаривают, что лично застрелил Николая Николаевича Старшего. Его прадед, Николай Павлович тоже был довольно крут и твердой рукой разогнал восстание двадцать пятого года. Но такой хладнокровной безжалостности, с которой наш Ники расправлялся с родственниками, покусившимися на его власть, в нашем роду отродясь не было. Он ведь спровоцировал своих дядьев на выступление, чтобы разом прихлопнуть. Без жалости и, хотя бы толики сожаления. Да, Петр Великий был суров и даже велел казнить собственного сына. Но то – единичный случай. А тут – поистине имперский размах… поистине византийское коварство. Что-то подобное могли себе позволить только правители в державе ромеев, да отдельные правители средневековой Италии.

— Вы его боитесь? — прекратив жевать губы, спросила Клеопатра.

— Боюсь? — повела бровью Мария Федоровна, смотря прямо в глаза молодой императрицы. — Нет. Потому что я действую в его интересах, и он знает это. У меня была минута слабости… скорее глупости. Тогда. Во время попытки переворота, когда я чуть не потеряла всех своих детей. С тех пор все – как рукой сняло всякие сомнения. И вам, милочка, я бы тоже советовала не сомневаться в нем. Если его свергнут – мы с вами проживем недолго. И они тоже, — кивнула Мария Федоровна на стулья, где сидели совсем недавно ее внуки. — Поэтому я вам настоятельно советую поговорить с мужем и рассказать ему все, чем вас запугивают родственники. А то, не дай Бог, он подумает, что вы предали его.

— Убьет?

— Без всякого сомнения, — грустно усмехнулась вдовствующая императрица. — Он уничтожит любого, кто встанет у него на пути. И на кровное родство не посмотрит. Сами же видите – он словно одержим своими навязчивыми идеями и доктриной этого мерзкого итальянца Макиавелли. Сам Ники это отрицает, но я же вижу – он готов пойти на любое преступление, если оно принесет ощутимую пользу империи. На любое. Поэтому вот вам мой совет – окунитесь с головой в этот омут, как это сделала я. Это облегчит ваши душевные терзания…

Тем временем в столице разгоралась новая драма.