Восточная война - Михаил Ланцов (2020)

Нет, конечно, на отношениях с Россией как с государством это не сильно сказалось. По крайне мере, формально. Однако на все мероприятия закрытого клуба монархов приглашали официально только и исключительно Николая, подчеркнуто игнорируя его супругу и детей. Из-за чего он перестал их посещать. Тем более, что на его официальные приглашения реагировали так же. Рассориться умудрились даже с датским королевским домом.

Клеопатра стоически переносила это унижение. Да-да, именно Клеопатра. Ради сохранения уникального имени супруги Николай организовал крещение ее в день памяти блаженной Клеопатры Палестинской. Так вот – она переносила это поведение высшего света стойко и никак, ни разу не продемонстрировала прилюдно своего раздражения или неудовольствия. Она знала на что идет, постаравшись раствориться в делах семейных и общественных.

А вот Николая это задевало. Сильно задевало. Заставляя раздувать в России настоящий культ супруги как внутри страны, так и за ее пределами. Клеопатра то, Клеопатра это, Клеопатра здесь, Клеопатра там. И везде она молодец. И везде – умница и поистине благородная натура. Мстя эти заносчивым засранцам за их поведения, ибо народ сравнивал и оценивал. И как-то так выходило, что «породистые» аристократки высшего света выглядели очень бледно на фоне фактурной, яркой и эффектной Клеопатры.

Так вот, сидели они, кушали, беседовали.

И тут в столовую осторожно вошел не секретарь, а личный адъютант. Обычно такого не происходило. Адъютант в повседневном режиме обращался к секретарю и уже тот доносил информацию в «окна», когда у императора было время почитать доклады и поработать с документами. Как правило с лагом от получаса до пары суток, не больше. Однако в экстренных случаях адъютанты имели право на личный доклад круглосуточно в любых условиях и обстоятельством. Чем этот парень и воспользовался.

— Дорогая, — кивнул Николай Александрович обеспокоенной супруге. — Мама, — сказал он, не забыв отметить и ее, после чего вышел вслед за адъютантом, который просто обозначил своим присутствием экстренность событий.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна проводила сына взглядом и посмотрела на Клеопатру. Та теребила салфетку и кусала губы.

— Вы переживаете? Отчего же? Не верите в Ники? — спросила она, после того, как служанка по ее кивку вывела внуков. А следом и остальные удалились, не мешая их разговору.

— Вы не хуже меня знаете, что он увлекся. Нельзя же так. Мне кажется, что он ведет войну со всем миром. Они его убьют…

— Франц-Иосиф уже пробовал убить. Закончилось это очень печально для его афедрона, — усмехнулась Мария Федоровна.

— Я не об этом выжившем из ума старике. Мне… — она осеклась и замолчала, уставившись в тарелку.

— Что? Говорите, раз начали. Он ваш супруг, но и мой сын. Я тоже переживаю.

— Меня уже не раз просили найти способ его успокоить. Намекая, что иначе все закончится очень печально. Для всех нас. И для меня, и для него, и для наших детей.

— Кто намекал? — подалась вперед Мария Федоровна, лицо которой приобрело хищные черты.

— Передавали через моих родственников, но… вы же знаете, кто за ними стоит?

— И кто же по вашему мнению за ними стоит? Хотя, впрочем, это не так важно. И так все ясно. Вы Ники говорили?

— Я боюсь. Он ведь не уступит. Его это скорее разозлит и раззадорит. И бог знает, чем все это закончится. Мне страшно… очень страшно. За себя – нет, я знала, на что иду. Мне страшно за него… и за них, — кивнула она на то место, где сидели ее сыновья. — Зря он на мне женился…