Моя дорогая жена - Саманта Даунинг (2020)

– Оуэна?

Она кивает, а потом трясет головой:

– Это звучит ужасно. Я не хочу сказать, что собираюсь к нему сбежать. Да и где его найти, я не знаю. О Боже, я не так выразилась, – Триста вскидывает вверх руки, словно отмахиваясь от объяснения. – Прости. Это все так странно.

– Нет, это… – я не могу подобрать другого слова.

– Странно.

Я пожимаю плечами:

– Ну да, странно.

И ужасно.

– Любить чудовище плохо?

– Ты же не знала, что он за человек, когда влюбилась в него?

– Не знала.

– И ты полюбила его не за то, что он – чудовище, так ведь?

Теперь Триста пожимает плечами:

– Как я могла это понять?

У меня нет ответа.

31

Церковь Обретения Надежды становится местом сбора всех людей, желающих поговорить о Наоми, помолиться за нее или поставить свечку. Сначала туда зачастили ее подруги и коллеги по работе. Возможно, первыми дорожку в эту церковь проложили моржеобразный помощник управляющего «Ланкастера» и гнусавящая девушка. Но теперь доброхотов заметно прибавилось.

Я не захожу в саму церковь, но останавливаюсь возле нее по дороге с работы домой. Сидя в машине, я наблюдаю, как люди входят и выходят оттуда. Одни задерживаются там надолго, другие – только на несколько минут. Некоторых я узнаю. Я общался с этими людьми в клубе и готов держать пари, что никто из них не был знаком с Наоми. Это не те люди, что встречаются с гостиничными портье.

Слухи о новом обычае доходят до Миллисент – скорее всего, от кого-то из клиентов. И она решает, что наше семейство должно сходить в эту церковь в пятницу.

Вечер проходит в спешке. Я запаздываю с урока и, войдя в дом, тут же прыгаю в душ. Рори после школы отправился в гости к другу, но позабыл, когда мы условились встретиться. И Миллисент уезжает за сыном. Дженна собирается в своей комнате. Времени на домашний ужин у нас не остается, и мы решаем после церкви заглянуть в какой-нибудь ресторанчик. Рори хочет в итальянский, Дженна в мексиканский, а мне все равно.

Когда машина заезжает в гараж, я зову Дженну:

– Поехали отрываться!

Когда я так говорю, Дженна всегда хмыкает: в ее представлении я становлюсь похожим на настоящего папу.

Но сейчас она не произносит ни слова.

– Дженна?

Когда она не отвечает во второй раз, я поднимаюсь наверх и стучу в ее дверь. Дженна прикрепила к ней маленькую белую табличку, украшенную ленточками всех цветов радуги. На табличке пузырящимся почерком Дженны выведены два слова: «Нет, Рори».

Внизу открывается дверь гаража и из него доносится крик Миллисент:

– Готовы?

– Почти, – отвечаю я жене и снова стучу в дверь дочери.

Дженна не отвечает.

– Что там у вас происходит? – осведомляется Миллисент.

Дверь не заперта. Я приоткрываю ее на несколько дюймов:

– Дженна? С тобой все в порядке?

– Да, – раздается тоненький звук. Он доносится из ванной.

В нашем доме ни у кого нет только спальни. У каждого из нас свои апартаменты, с ванной комнатой, примыкающей к спальне. Четыре спальни, четыре с половиной ванные – так спроектированы все дома в Хидден-Оуксе.

– Давай выходи! – кричит Рори.

Миллисент поднимается по лестнице.

Я пересекаю спальню Дженны, обходя игрушки, одежду, обувь и наборы макияжа расцветающей девушки-подростка. Дверь в ванную открыта. В тот самый момент, когда я заглядываю внутрь, в коридоре у комнаты Дженны появляется Миллисент.

– В чем дело? – спрашивает она.

Дженна стоит на полу, выложенном белой плиткой; у ее ног валяются пряди темных волос. Дочь вскидывает на меня глаза – такие большие, каких я раньше не видел. Она отрезала себе все волосы. Почти до кожи, оставила не больше дюйма длины.

За моей спиной ахает Миллисент. Она кидается мимо меня к Дженне и обхватывает ее голову обеими руками:

– Что ты наделала?

Дженна, не моргая, переводит взгляд на мать.