След лисицы на камнях - Елена Михалкова (2018)

Пробыв здесь две минуты, Макар готов был голову дать на отсечение, что и утюг в кладовке не китайского происхождения, а немецкий, причем с керамической подошвой, хотя, казалось бы, зачем среди осин, берез и гололеда керамическая подошва?

Не было случайных вещей в этой комнате; хозяин выбирал их основательно, точно назначал вассалов, и не жалел денег за их верную службу. Илюшина уже не удивляла норвежская модная куртка охотника.

Стены были увешаны фотографиями: застреленные кабан, медведь, куница, волк; все крупным планом, с предельной резкостью. Вместе с сидящим посреди комнаты охотником они создавали жутковатое ощущение, будто Возняк расположился в окружении портретов любимых родственников.

Илюшин покосился на медведя. Вздернув край черной губы, зверь смотрел на него остекленевшими глазами.

Нигде еще Макару не было так неуютно, как здесь. Света от лампы хватало, и потолки были в меру высоки, однако что-то давило на него, словно призраки убитых зверей, неслышно скуля, обступали его, тесня к выходу. Гнетущее впечатление производил этот дом и его огромный хозяин.

Сесть было некуда. Бабкин с Макаром стояли перед Возняком, пока тот молча сворачивал на столе самокрутку.

– Мы только что говорили с Бакшаевой, – сказал Илюшин. – По ее словами, ночью пятнадцатого августа вы с ней выкопали тело ее сестры из ямы, над которой собирались устанавливать горниста. Это так?

Возняк даже не посмотрел в его сторону.

– Григорий Матвеевич!

Охотник пожал плечами:

– Мне-то что…

– Так это правда?

– У Бакшаевой спроси.

– Я уже спросил. Теперь вас спрашиваю.

Григорий презрительно пожал плечами.

– Так и будешь молчать? – вмешался Бабкин.

– А чего тут говорить… Не ваше это дело.

– Хотите, чтобы им полиция занималась?

Очередное пожатие плеч. Эта манера стала не на шутку раздражать Сергея. «Он что, впустил нас, чтобы поиздеваться?»

Предположение Бабкина было недалеко от истины. Григорий Возняк хотел поближе рассмотреть людей, которые плохо понимают обращенную к ним речь. В первый раз его пожелание было выражено словами. Возняк прямо сказал: нечего вам здесь делать. Для любого из жителей деревни, кроме Красильщикова и старухи Худяковой, эта фраза была равносильна приказанию. Григорий так привык к своей власти, ощущал ее до того естественной и непререкаемой, что, чуть позже увидев сыщиков, явно не собирающихся покидать Камышовку, пришел в недоумение.

Выходило, что слов эти двое не поняли.

Тогда от слов он перешел к делу.

Возняк был человеком, начисто лишенным эмпатии. В его представлении дело обстояло следующим образом: по каким-то причинам нежелательные гости не осознали, что им в деревне не рады. Возможно, их не приучили слушать старших. Следовательно, нужно объяснить им на том языке, который они гарантированно поймут.

Придя к этому логичному решению, Возняк вошел в сорок восьмой дом, куда Красильщиков так удачно направил сыщиков, и принялся терпеливо ждать. Если бы кто-нибудь вздумал сказать охотнику, что он нарушает закон, Григорий удивился бы. При чем здесь закон? Он всего-навсего доносит свою волю до непонятливых людей.

Однако как в свое время Красильщиков оказался устойчив к его убеждениям, так и гости не вняли вежливой просьбе. Григорий ощутил глухое раздражение. Москвичи мешали ему; они суетились, повсюду совали нос, интересовались судьбой Веры Бакшаевой, а главное – расспрашивали про пожар.

– Григорий Матвеевич, вы нам чаю не нальете? – заискивающе спросил Макар. – Весь день не ели, не пили.

Бабкин изумился дважды: в первый раз – когда услышал, каким тоном просит Илюшин о чае, второй – когда Возняк беспрекословно поднялся и вышел из комнаты.

– Телефон, – шепнул Макар и, беззвучно ступая, отошел к приоткрытой двери. Сразу объяснилась и непривычная интонация.