Рыцарь нашего времени - Елена Михалкова (2008)

– Нет. Я просто хочу проверить лежащую на поверхности идею о том, что два человека, каждому из которых было за что мстить Силотскому, объединились. Скажу сразу, что мне эта идея не очень нравится, и я сомневаюсь в том, что она найдет подтверждение. Но проверить нужно.

– Почему сомневаешься?

– Именно из-за ее очевидности, – непонятно ответил Макар и свалился на диван, уставясь в потолок.

Бабкин работал добросовестно, к тому же он был один, поэтому у него ушел весь конец дня и первая половина следующего на то, чтобы собрать информацию о старом Чешкине, а заодно о его внучке. Им никто не мешал. Сергей несколько раз осторожно осматривал из окна двор, но машины были те же, что и всегда, и никто не сидел на скамеечке, поглядывая на двадцать пятый этаж, никто не появлялся с биноклем в окнах дома напротив.

– Если наблюдение ведется, то очень профессиональное – такое, которое нам с тобой не под силу отследить, – сердито сообщил он. – Мне это все очень не нравится. По почерку нападения на тебя и Машу похоже, что работали дилетанты, которым требовалось лишь запугать нас, хотя они и подошли к своей задаче изобретательно в твоем случае. Но сейчас их не видно.

– Черт с ними! – отозвался Илюшин сонным голосом. – Забудь о них, занимайся Чешкиными.

– Я ими уже отзанимался, – проворчал Сергей. – Все, что мог найти, нашел.

С Илюшина мигом слетела сонливость, он уселся на диване, выжидательно наклонился вперед.

– Рассказывай.

* * *

Когда-то Владислав Захарович закончил физфак Харьковского университета и сам себя считал человеком, подающим большие надежды. Поступив в аспирантуру, между делом он написал диссертацию и показал ее своему научному руководителю, совершенно убежденный в том, что отзыв будет одобрительный, а возможно, и сдержанно-восторженный. Прочитав диссертацию, научный руководитель вызвал к себе Чешкина, и, недовольно оглядев его долговязую фигуру, констатировал:

– Диссертация есть, защищать ее некому.

– Что вы имеете в виду, Сергей Анатольевич?

Сергей Анатольевич объяснил, что на данный момент он видит перед собой Славку Чешкина, совершено несерьезного аспиранта, бесконечно отирающегося по курилкам института, талантливо рисующего стенгазеты и рассказывающего запрещенные анекдоты.

– Где? – спросил научный руководитель, похлопывая по рукописи, – Где труд, стоявший за этим твоим... опусом, а? Я его не видел. И никто не видел. Как ты ухитрился написать диссертацию за шесть месяцев, когда люди на это годы тратят? Ты, Слава, мотылек! Щелкопер! Серьезный ученый, прости, из тебя никогда не получится, а защитить вот это, – он снова хлопнул по рукописи, словно прибивая ее к столу, – тебе попросту не дадут.

В выражениях Сергей Анатольевич не стеснялся. Что руководило им – зависть ли к молодому аспиранту, у которого все получалось на порядок легче, чем у него самого, или же что-то другое... Сам Чешкин после не мог дать себе ответа на этот вопрос. Диссертация по ион-фононному взаимодействию, новой и очень перспективной теме, была защищена спустя три года – однако не им, а другим аспирантом Сергея Анатольевича, тихим незаметным юношей с девичьим стыдливым румянцем.

Впрочем, это Чешкина уже не интересовало. После разговора с научным руководителем «щелкопер» и «мотылек» попал в больницу с открывшей на нервной почве язвой желудка и провел там почти полтора месяца. Выйдя из больницы, он больше ни словом не обмолвился о своей диссертации, закончил аспирантуру, женился и, к недоумению Сергея Анатольевича, никогда не принимавшего мальчишку всерьез, был приглашен работать в институт монокристаллов, на кафедру лазерной физики.

Работа увлекла его необычайно. Через два года он все-таки защитил диссертацию – с блеском, под одобрительный шепоток комиссии, но тема ее была очень далека от прежней. Слава Чешкин теперь занимался водорастворимыми кристаллами и посвятил исследованиям следующие двадцать пять лет своей жизни.