Убивая Еву - Люк Дженнингс (2019)

– Ладно, картины я понимаю, но это что? – спрашивает Вилланель, указывая на загадочную инсталляцию в витрине.

Сара у двери набирает входной код.

– Ну… Чучело ласки мне просто подарили в шутку. А на кухне под руку попалась эта обсыпка. И я объединила два объекта. Смешно получилось, да?

Вилланель ступает следом по узкой лестнице.

– То есть оно вообще не несет никакого смысла?

– А ты как думаешь?

– Никак. Наплевать.

Вилланель делает пол-оборота и вжимает ее в стену, затыкая рот поцелуем. Все шло к этой минуте, но Сара все равно изумлена.

Потом, уже пробудившись, она видит сидящую в кровати Вилланель, ее стройный силуэт на фоне первого света зари. Сара протягивает руку и проводит ладонью вниз по ее плечу, ощущая жесткие изгибы дельтовидной мышцы и бицепса.

– Чем, говоришь, ты занимаешься? – удивленно спрашивает она.

– Я не говорила.

– А скажешь?

Вилланель кивает.

– Я тебя еще увижу?

Вилланель с улыбкой прикасается к Сариной щеке. Спешно одевается. На улице, на маленькой площади, царят девственный снег и тишина. Вернувшись в квартиру на Саут-Одли-стрит, она скидывает с себя одежду и через пару минут засыпает.

Просыпается она уже за полдень. На кухне – полкофеварки еще теплого кофе «Фортнум и Мейсон». У входной двери – внушительные хозяйственные пакеты, их оставил Константин.

Она просматривает содержимое. Очки в черепаховой оправе с бледно-серыми стеклами. Парка с обшитым мехом капюшоном. Черный свитер с высоким воротником, рубашка в клетку, черные шерстяные колготки и ботинки на молнии. Она все примеряет, прохаживается по квартире, привыкает к новому облику. Одежду нужно обносить, поэтому она, выпив чашку стынущего кофе, выходит из дома и, перейдя Парк-лейн, направляется в Гайд-парк.

И вновь – такое же небо цвета умбры, на фоне которого аллеи голых берез и дубов выделяются своим еще более серо-коричневым оттенком. До вечера далеко, но свет уже начинает уходить. Сунув руки в карманы и опустив голову, Вилланель быстро шагает по аллеям, оправленным в тающий снег. Там есть и другие люди, но она на них практически не смотрит. Из сумерек порой вырисовываются статуи, их очертания под коркой снега неясны. У перил моста через Серпентайн она ненадолго останавливается. Под потрескавшимся стеклом льда – беспросветная чернота воды. Царство тьмы и забвения, к которому ее в такие дни тянет почти гипнотически.

– Заманчиво, правда?

Изумленная тем, что ее мысли так буквально воспроизведены вслух, Вилланель оборачивается. Ему около тридцати, худощавое лицо, хорошо сидящее твидовое пальто с поднятым воротником.

– Купаться я не планировала.

– Вы знаете, о чем я. «Уснуть! И видеть сны, быть может…»[4] – Его взгляд неподвижен, глаза – темные, как замерзшее озеро внизу.

– Вы поклонник Шекспира?

Он сметает рукавом снег с балюстрады и пожимает плечами.

– В зоне боевых действий он неплохой компаньон.

– Вы солдат?

– Был когда-то.

– А сейчас?

Он направляет взгляд туда, где светится Кенсингтон.

– Можно сказать, исследователь.

– Ну что ж, удачи вам… – Она трет руки без перчаток и дышит на них. – День уходит. И мне тоже пора.

– Домой? – Натянутая улыбка словно намекает на некую интимную шутку, понятную лишь им обоим.

– Да. До свидания.

Он поднимает руку.

– Увидимся.

Кутаясь в парку, она шагает прочь. Просто какой-то бестолковый мудак решил ее склеить. Беда в том, что не похож. С этой своей убийственной английской учтивостью он может оказаться как безобидным, так и опасным. И ей откуда-то знакомо его лицо. Могла она видеть его раньше – например, на тренингах по уходу от слежки, которые она почти подсознательно повторяет, куда бы ни пошла? Может, он из МИ-5?