Нет кузнечика в траве - Елена Михалкова (2018)

Это было ночью, а наутро он пошел с повинной. Отец говорит: слабак, надо было сдернуть сразу, тем более у него родня где-то под Краснодаром. Еще отец говорит, что теперь Витька – его герой. Что ему надо поставить памятник, а вместо этого влепят пятнашку, и то если повезет с адвокатом. Говорит, он поступил как настоящий мужик.

И не он один так думает. Просто другие не произносят этого вслух.

На твоих похоронах было не очень много народу. Надеюсь, тебя это не расстроило. У большинства из тех, кто упоминает твое имя – а все только о тебе и говорят в эти дни, – сразу же делается такое нравоучительное выражение лица, словно ты пример из книжки по поведению. «Как не должна вести себя девочка, чтобы не быть задушенной». Ты не подумай, вслух они осуждают твоего Виктора. И еще ругают водку. Говорят о ней так, словно она персонаж из сказок Бажова – как все эти огневушки-поскакушки и прочие хозяйки медных гор. Вот и водка для них – хозяйка. Хозяйка живых душ.

Только тут есть одна загвоздка… Виктор ведь бил тебя и трезвым, Марин. И душил частенько. Накануне того дня, когда ты встретила меня в водолазке под горло, помнишь? Почему ты не показала мне синяки на шее? Вдруг что-то изменилось бы.

Или нет.

Я знаю, что нет. Ты не думай, я понимаю.

Ты не могла мне помочь. И я тебе тоже. Как-то странно все устроено, правда? Мы же с тобой были, ну, вроде как друзья. Если друзья не могут помочь, кто же тогда может?

Я наивные вопросы задаю, да? Мне просто не с кем поговорить об этом, кроме тебя. Димку не хочется грузить. Он становится такой виноватый, когда я рассказываю… ну, о том, что у нас дома. Раньше я не замечала. А теперь вижу. Мне это вообще не сдалось ни разу, его муки совести. Вот уж кто ни при чем, так это Димка. У него, между прочим, своих проблем дофига.

Знаешь, на последнем уроке по литературе нам задали написать сочинение о том, как мы собираемся прожить эту жизнь. Кулешова постоянно что-нибудь такое выдумывает, пионерское. Как ты про нее говорила? «Дама с пыльными идеалами!» Она, наверное, ожидала прочесть что-то вроде «Я – Петя, хочу стать космонавтом», или «Я – Лена, мечтаю шить для людей простую удобную одежду».

Без понятия, что наплели остальные. Я написала, что очень хотела бы прожить свою жизнь хоть как-нибудь, но пока выходит так, что жизнь проживает меня, и больше всего это похоже на то, что тебя пережевывает большая корова и даже не особо вдумывается, что за дрянь у нее во рту.

Я честно пыталась придумать что-нибудь еще. Не смогла.

Не знаю, что мне поставили за сочинение.

Кажется, оно было вообще без оценки. Просто чтобы занять нас хоть чем-нибудь. Я, кстати, только сейчас это поняла.

Ветер поднимается… Мне уже скоро пора. За многие вещи нас никто не будет оценивать. Они ни для чего не нужны, они случаются просто так. Ты просто так умерла. Ни для чего. Жизнь не изменится с твоей смертью. Твоего мужа посадят, конечно. А в остальном все будет по-прежнему. В Русме все как шло, так и идет. Отец вчера замахнулся на мать отверткой. Мне показалось, он ее вот-вот в глаз ударит. И у него такое лицо стало… Как у рыбака, который вытягивает из реки щуку или сома килограмм на двадцать. Как будто он воткнет ей в глаз отвертку и сразу кинется к своим приятелям – показывать, какую огромную жирную маму он убил. И руки будет так разводить… Широко. А все станут хлопать его по плечу и говорить, что он, конечно, приврал, но только самую малость. – Оля замолчала, рассматривая след лопаты на влажной земле. – Ладно, мне пора. Я тебе завтра еще что-нибудь расскажу.

Цветов на могиле было немного: подвядшие красные розы, несколько букетов хризантем и венок от скорбящих сотрудников дома культуры. Оля дошла до участка, где была похоронена Пудра, взяла несколько свежих букетов и потащила их обратно. Манины цветы она красиво разложила между хризантем и роз, а венок поставила в изголовье, хотя он ей не очень нравился.

– Смотри, как красиво!