Книга Балтиморов - Жоэль Диккер (2017)

– Маркикетик, я тебе хотела сказать… я очень рада тебя видеть. Надеюсь, ты не чувствуешь себя неловко; я – нет. Приятно, что мы можем оставаться друзьями.

Я надулся. Про дружбу раньше речи не было.

– Почему ты ни разу не дала о себе знать? – возмущенно спросил я.

– Знать о себе?

– Я часто бывал у дома твоего отца, в Нью-Йорке…

– У дома моего отца? Но, Маркус, чего ты от меня хочешь?

– Ничего.

– Не говори “ничего”, я же вижу, что ты на меня сердишься. Ты сердишься, что я уехала?

– Возможно.

Она раздраженно вздохнула:

– Маркус, ты шикарный парень. Но мы больше не вместе. Я рада снова тебя видеть, и тебя, и твоих кузенов, но если тебе тяжело на меня смотреть и не мусолить прошлое, давай будем друг друга избегать.

Я солгал ей; сказал, что ничего не мусолю, что наш роман для меня почти ничего не значил и я про него почти забыл. Подхватил банки с газировкой и вышел на улицу к кузенам. Я снова встретил Александру, но это была уже не та Александра. Когда мы встречались в последний раз, она была еще моя. А теперь передо мной была цветущая взрослая девушка, студентка престижного университета, а я так и остался в своем тесном монклерском мирке. Я понимал, что должен ее забыть, но когда видел ее у бассейна в купальнике, ее отражение в воде превращалось в отражение в зеркале “Уолдорф-Астории”, и воспоминания о прошлом неотвязно теснились в моей памяти.

В Хэмптонах мы все время проводили у Невиллов. Их двери всегда были для нас открыты, а великолепный “Рай” притягивал нас, как магнит. Я первый раз видел, чтобы владения Балтиморов уступали чьим-то еще: по сравнению с домом, который купил Патрик Невилл, летняя вилла дяди и тети выглядела Монклером в Хэмптонах.

Патрик Невилл с большим вкусом заново его обставил, полностью переделал кухню, а в подвале устроил хаммам. Заменил плитку в бассейне. Но фонтан, на который я мог любоваться без конца, сохранил – как и мощенную камнем дорожку, петлявшую среди кустов гортензии и ведущую к пляжу с белым песком, омываемому лазурным океаном.

После переезда в Нью-Йорк Патрик Невилл добился в своем инвестиционном фонде несомненного успеха; в соответствии с его достижениями выросли и его зарплата и вознаграждения. Он в самом буквальном смысле купался в деньгах.

Нас ослепляла красота “Рая”, но торчали мы там главным образом из-за Невиллов. Из-за Александры, конечно, но и из-за ее отца; тот к нам очень привязался. В Оук-Парке он всегда хорошо относился к нам. Это был на редкость добрый и славный человек. Но в Хэмптонах он предстал нам с другой стороны: харизматичным, образованным, не боящимся риска. Мы с удивлением осознали, что нас к нему тянет.

Случалось, Патрик, открыв нам дверь, сообщал, что Александра отлучилась и скоро вернется. В такие минуты он усаживал нас на кухне и угощал пивом.

– Вы уже не мальчики, – говорил он, словно заранее отметая возможные возражения. – По сути, вы уже мужчины. Знакомством с вами можно гордиться.

Он открывал банки и протягивал всем по очереди, а потом чокался с нами и пил за наше здоровье.

Я понял, что в Банде было что-то необычное и его это привлекало. Он любил с нами поболтать. Однажды он спросил, чем мы увлекаемся. Мы стали наперебой кричать, что любим спорт, и девушек, и прочее, что приходило в голову. Гиллель упомянул политику, и Патрик обрадовался еще больше.

– Я тоже всегда очень интересовался политикой, – подхватил он. – А еще историей. И литературой. The empty vessel makes the loudest sound[5].

– Шекспир, – опознал Гиллель.

– Точно, – просиял Невилл. – А откуда ты знаешь?

– Этот чувачок все знает, – гордо отозвался Вуди. – Он у нас гений.

Патрик улыбался; наше присутствие явно доставляло ему удовольствие.

– Отличные вы мальчишки, – сказал он. – Родители небось вами гордятся.

– Мои родители – мудаки, – любезно пояснил Вуди.