Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

Бомжи. Всеми забытые люди, алкоголики – им не было места ни на море, ни на суше. Среди них были и европейские моряки, засидевшиеся в каком-нибудь баре и списанные на берег.

Нильс не считал себя бомжом. У него деньги были, он остался в Сантосе на несколько месяцев. Жил в гостинице, заходил в бары, куда бомжей и на порог бы не пустили, гулял по белоснежным пляжам за городом, учил испанский, португальский, но в разговоры старался не вступать. Он немного похудел, но с его ростом и широченными плечами выглядел достаточно внушительно для уличных грабителей, и подходить к нему они не решались. Тоска по Эланду не оставляла его ни на минуту. Каждый месяц он посылал матери открытку без обратного адреса – ей надо знать, что он жив.

В конце концов на испанском корабле добрался до Рио. Здесь бедные были беднее, богатые – богаче, тараканы крупнее и здесь намного больше бомжей – и в порту, и в городе. Но и здесь жизнь его изменилась мало: он так же бесцельно бродил по берегу, пил вино и тосковал по дому. В конце концов, чтобы сэкономить деньги, он нанялся на пассажирский лайнер. В его обязанности входила уборка и мытье посуды в ресторане.

Буенавентура, Ла-Плата, Вальпараисо, Чаньярал, Панама, Сен-Мартин в Карибском море, кишащий французами и голландцами, в отличие от Гаваны, где в основном развлекались американцы. Ни один город ему не понравился, не показался более привлекательным, чем другой. Жить можно только на Эланде.

Теперь пустые открытки без текста и обратного адреса он посылал матери, как только ему удавалось сойти на берег: она должна знать, что Нильс жив и думает о ней. Старался вести размеренный образ жизни, не транжирил деньги на женщин, не вступал в драки.

Хотел поехать в Штаты, взял билет на французский корабль – через залив, в изнывающую от влажной жары Луизиану. Теплые, манящие огни баров в Нью-Орлеане. Но на берег его не пустили. У него не было шведского паспорта. Вот и все. Денег на взятки уже не оставалось, поэтому пришлось остаться на корабле.

Вернуться в Южную Америку? Его тошнило от одной этой мысли. Тем более что и там переход границы с каждым годом становился все затруднительней. И он сошел на берег в Коста-Рике. Портовый город Лимон. И там остался.

И вот он уже почти шесть лет живет в Лимоне, зажатом между морем и джунглями. В пропитанном испарениями лесу за городом полно банановых пальм, азалий, огромных, как яблони, но он туда не ходит. Тоскует по альвару. Тропический лес воняет, как заплесневелая компостная куча. Ему душно. После каждого ливня прямые улицы города превращаются в болота, клоаки переполняются, и содержимое их течет по тротуарам.

Дни, недели, месяцы…

Через год он написал матери первое за все время письмо. Рассказал о своей жизни и дал адрес.

Пришел ответ, пришло немного денег, и он написал опять. Просил мать помочь связаться с дядей Августом. Нильс ничего так не желал, как вернуться домой. Он уже десять лет не был на Эланде – неужели это не достаточное наказание за его невольную провинность?

Если кто и мог ему помочь, то это дядя Август. Мать, конечно, мечтает, чтобы Нильс вернулся, но организовать возвращение ей не под силу.

Все это тянется, тянется…

А сейчас рядом с бутылкой вина лежит конверт с приклеенной шведской маркой за сорок эре. Письмо пришло три недели назад, с приложенным чеком на двести долларов, и он перечитывает его, наверное, в сотый раз.

Из Рамнебю, от дяди Августа. Он слышал от сестры, что Нильс в Латинской Америке и что он мечтает вернуться.

Тебе нельзя возвращаться, Нильс. Никогда.

Так написал дядя Август. Письмо недлинное. На одной страничке. Сплошные увещевания, но эту фразу Нильс перечитывает уже, наверное, в сотый раз.

Тебе нельзя возвращаться, Нильс. Никогда.

Ему хочется забыть эти слова, но память упорно возвращает приговор.

Уполномоченный Хенрикссон стоит у него за спиной, читает через плечо и улыбается.

Никогда, Нильс.