Преступления прошлого - Кейт Аткинсон (2010)

Джексон смотрел на Ширли сквозь стеклянную стену, как сквозь одностороннее зеркало, потому что на него никто не обращал внимания. На Ширли был голубой хирургический костюм. Джексон считал, что нет ничего сексуальнее, чем женщина в хирургической форме, — интересно, он один так думает или все мужики? Может, есть опрос общественного мнения на эту тему? Ширли склонилась над инкубатором и осторожно подняла восково-бледного малыша. К его тельцу было подсоединено множество трубок и датчиков, отчего он казался странным, хрупким существом с другой планеты.

— Секундочку, я передам, что вы пришли, — сказал молодой медбрат-австралиец.

(Кто же остался в Австралии, если они бог знает зачем все перебрались сюда?)

К Ширли подошел доктор, тронул ее за плечо и что-то сказал. В этом жесте было что-то неуловимо интимное, и по тому, как она к нему повернулась, и по ее улыбке Джексон понял, что они спят друг с другом. Они оба смотрели на ребенка. Джексон чувствовал себя вуайеристом вдвойне. Узнавшая его медсестра (как же ее зовут? Элейн? Эйлин?) подошла и встала рядом:

— Трогательно, правда?

— Трогательно? — Джексон не понял, что «трогательного» в этой сцене. Женщина, с которой он недавно всю ночь занимался необузданным сексом, теперь с другим любовником воркует над больным ребенком.

— Ну, на самом деле грустно, — сказала Элейн/Эйлин. — Они не могут иметь своих детей.

— Они? Они вместе? Ширли Моррисон и этот доктор?

Элейн/Эйлин нахмурилась:

— Да, профессор Уэлч — ее муж. Он заведует педиатрией.

— Они женаты?

— Да, инспектор Броуди. Вы собираете о Ширли сведения?

— Мистер Броуди. Я ушел из полиции два года назад, Эйлин.

— Элейн.

— С чего вы решили, что я собираю о ней сведения?

Элейн пожала плечами:

— Может быть, потому, что вы мне допрос учинили.

— Извините.

Элейн придвинулась поближе и сообщила доверительным тоном:

— Вы же знаете, верно, что она — сестра…

— Да, — прервал ее Джексон. — Знаю.

Ширли Моррисон не сменила фамилию после того, как посадили ее сестру, и когда вышла замуж — тоже. В дурмане их совместного утра он спросил ее: «Ты никогда не меняла фамилию?» И она ответила: «Это было единственное, что у меня осталось». Ее муж перешел к другому младенцу-инопланетянину, а Ширли положила того, которого держала в руках, обратно в его космический корабль.

В палату вошел медбрат-австралиец и что-то сказал Ширли Моррисон. Она подняла глаза и нахмурилась, увидев Джексона. Он пожал плечами и сделал беспомощное лицо. Показал на свой неокольцованный безымянный палец, потом на нее. Она воздела очи к небу — мол, что за дурацкий способ общения. И кивнула ему на вход в палату. Дверь она приотворила всего на пару дюймов, словно Джексон мог представлять угрозу.

— Почему ты не сказала, что замужем?

— Это что-то изменило бы?

— Да.

— Боже, Джексон, ты что, последний праведник на земле? Это был просто секс, забудь об этом.

Она закрыла дверь у него перед носом. Эх, не зря у него было дурное предчувствие. То ли она искусно лжет, то ли просто умело избегает правды. А есть ли разница? Он привык думать, что правда — категория абсолютная, но не делает ли это из него нравственного фашиста-крохобора?

Выходя из отделения, Джексон чуть было не налетел на желтоволосую бездомную девушку. Она притаилась у стены в коридоре и что-то бормотала себе под нос, точно молитву читала. Джексону захотелось с ней поздороваться, он так часто видел ее в последнее время, что ему казалось, будто они знакомы, но он, естественно, смолчал и очень удивился, когда она заговорила с ним первая.

— Вы ж его знаете, да?

— Кого?

— Того старого толстяка.

— Тео? — догадался он.

— Ага. Он как, в норме?

— Он поправится, — ответил Джексон. Девушка зашагала к выходу из интенсивной терапии, и он добавил: — Можешь навестить его, он в приемном. Как раз часы посещений.