Светила - Элеанор Каттон (2015)

Мади нахмурился. В июне прошлого года в руках Фрэнсиса Карвера находилось свидетельство о рождении Кросби Уэллса: согласно этому документу (как сообщил Бенджамин Левенталь) второе имя Кросби Уэллса было Фрэнсис. Что ж, тогда все ясно, подумал Мади: Фрэнсис Карвер украл Уэллсово свидетельство о рождении с целью выдать себя за другого. Вот почему в этой купчей столько неясностей – это сделано нарочно, не иначе. Если бы Карвера привлекли к суду по обвинению в имперсонации, он стал бы отрицать, что вообще подписывал эту бумагу.

А общее имя Фрэнсис – это просто-напросто счастливая случайность? Или, может быть, Уэллсово свидетельство о рождении было задним числом подделано? Ведь второе имя так легко добавить в любой документ, думал Мади, нужно только взять чернила посветлее или как-нибудь высветлить написанное, маскируя более позднее добавление. Но зачем бы Карверу намеренно фальсифицировать подпись, притворяясь другим человеком? Какая ему выгода в том, чтобы использовать чужое имя?

Мади суммировал в уме все, что знал об этом деле. Фрэнсис Карвер назвался Кросби Уэллсом в разговоре с Бенджамином Левенталем в издательстве «Уэст-Кост таймс» в июне… а вот месяцем раньше, шантажируя Лодербека, именем Кросби Уэллса он не воспользовался. Лодербеку он назвался Фрэнсисом Уэллсом… и затем поставил в купчей намеренно двусмысленную подпись. Памятуя о загадочной убежденности Лодербека в том, что Кросби Уэллс и Карвер приходятся друг другу братьями, Мади мог заключить лишь одно: Карвер в своих отношениях с Лодербеком выдавал себя за брата Кросби Уэллса. Однако зачем ему это понадобилось, Мади понятия не имел.

Он долго изучал купчую, стараясь запомнить все до единой подробности, а затем вновь убрал документ в портфель, уложил портфель обратно в сундук и методично продолжил обыск.

Наконец он убедился, что в сундуке никаких иных полезных для него улик не осталось, и жестом отчасти небрежным провел пальцами по краю крышки. И тут же удивленно охнул. Под коленкоровой подкладкой, подсунутый между деревом и полотном, обнаружился тонкий сверток квадратной формы. Мади наклонился ближе, пальцы его нащупали в ткани разрез не шире ладони, аккуратно подшитый, чтобы края не махрились. Коленкор был в шотландскую клетку, и разрез искусно запрятали в одну из вертикальных полосок, что шла вровень с краем сундука. Мади просунул пальцы в дыру и извлек квадратный предмет – это оказалась перевязанная бечевкой пачка писем.

Писем насчитывалось всего около пятнадцати, каждое надписано разборчивым незатейливым почерком и адресовано Лодербеку. Мади помешкал мгновение, запоминая форму узла и длину свисающих концов бечевки. Затем он развязал сверток, отбросил бечевку в сторону и пристроил сложенные письма на коленях. По почтовым штемпелям было понятно, что письма рассортированы в обратном хронологическом порядке: сверху лежало самое недавнее письмо. Мади вытащил из-под низу пачки первое из полученных Лодербеком писем и углубился в чтение. А в следующую минуту сердце его чуть не выскочило из груди.

Данидин, март 1852 г.