Против течения - Рогов Борис Григорьевич

По Борькиным словам, таран произойдёт в 8.20. Дом расположен на Степной, это где-то в Ленинском, за площадью Станиславского. Номер дома не то 43/1, не то 41/3 точно я не запомнил. Ладно, на месте разберусь.

Денек сегодня чудо как хорош! Синее небо, в котором ни облачка. Сухие желтые листья ещё только начинают опадать. Жаль только, что автобусы как обычно по утрам забиты под самую крышу. Мне совершенно не понятно, почему из одного заводского района в другой заводской же район едут такие толпы народу. Тем не менее, мне удаётся протиснуться к окошку на задней площадке и, спрятав на груди «Зенит», дремать стоя.

Без десяти восемь я на площади Маркса. Прямо передо мной не может закрыть двери 4 троллейбус. Не может из-за торчащих из них мужских спин. Я упираюсь в них плечом, и с криком «Подвинулись, граждане ещё на одного человека» протискиваюсь следом. До Станиславского всего три остановки, тем более, из-за переполненности едем, не останавливаясь, и через 10 минут я уже на Степной.

Ничто не предвещает каких-либо особых событий. Только приближающийся рокот мотора всё сильнее отодвигает обычный уличный звуковой фон. С севера показался «кукурузник» Ан-2, самый простой и поэтому самый распространённый самолёт в нашей стране. Хорошая машинка, хотя и старая уже.

Самолётик начинает снижаться. Вот делает один круг левее улицы Степной, еще один круг уже почти над самыми крышами. Сейчас будет еще один круг и всё. Надо бежать бегом, если я хочу лично увидеть этот кульбит.

На бегу продолжаю посматривать вверх. Самолёт исчезает из поля зрения, а до ушей доносится грохот взрыва. Над крышей ближайшей хрущёвки взлетает всполох пламени, который через секунду сменяется клубами черного дыма.

— В рот компот! Блядь нахуй! — с губ стоящего рядом со мной дворника слетает поток бессвязных эмоций. — Нихуя себе ебануло.

Я быстро достаю «Зенит» и делаю первый кадр, даже не выставляя никаких диафрагм-выдержек. Автоматом он у меня стоит на минимальной диафрагме, день сегодня солнечный, негатив получится резкий.

Сделав тройку кадров, быстрее бегу во двор. У дальнего от меня подъезда виднеется дымящаяся куча покорёженного металла. Из дыры в стене торчит лопасть пропеллера. Самолет пробил дыру около двух метров в фасаде в районе лестницы между третьим и четвертым этажами. Разлившееся топливо полыхает, угрожая сжечь все квартиры несчастного подъезда. Кроме дыры от удара мотором повреждений стены не видно. Подъезд практически цел, только выбиты стёкла в окнах, и обрушен козырёк над входом, Ан-2 — машина лёгкая.

Делаю ещё десяток кадров с разных ракурсов, увлёкшись, не замечаю, приезда пожарных и милиции.

— Пацан, а кто тебе разрешил фотографировать место катастрофы? — вдруг раздаётся у меня за спиной строгий голос. — Паспорт у тебя есть?

— Никак нет, товарищ лейтенант, — я опускаю камеру и оборачиваюсь к офицеру. — Паспорт я обычно с собой не ношу, чтобы не потерять, а фотографирую я просто, чтобы был фотографический материал у нашей доблестной милиции.

— Разберёмся, — уже более миролюбиво говорит лейтенант, — но в отделение всё равно придётся пройти. Допросим тебя как свидетеля.

Постепенно двор заполнялся народом. Зеваки и любопытные сбегались посмотреть, что случилось со всех окрестных переулков. Вездесущие бабки рассказывают версию с неверной женой и ревнивым мужем-лётчиком, который таким образом решил наказать блудливую бабу. Снимать что-либо становится уже невозможно, поэтому я обращаюсь к менту.

— Товарищ милиционер, пойдемте, наконец, в отделение, а то мне, ещё на лекции надо.

— От лекций сегодня, считай, у тебя освобождение, — ухмыляется в усы ментяра, — вот сейчас выставим оцепление, можно будет и тобой заняться. Плёнку лучше вынуть, тогда, может быть, фотоаппарат верну.

В опорном пункте мы оказались только через час. И вот тут начался форменный допрос:

— Имя, фамилия, год рождения?

…

— Место жительства?

…