Сестры - Бернар Миньер (2020)

– Я ждал выхода каждой новой книги, следил за всеми событиями вашей жизни; я стал специалистом по вашему творчеству, его знатоком, экспертом. Я коллекционировал статьи, автографы, фотографии… Вы были моим героем. По существу, я знал о вас все, Эрик. Я так долго следую за вами, наблюдаю вас, дожидаюсь и подстерегаю… так долго, что каждое утро сначала задаю себе вопрос: «А что там сегодня говорят об Эрике Ланге? Будет ли что-нибудь в газетах? По радио?» Завтракая, первым делом захожу на ваши странички в Фейсбуке, в Твиттере, в Инстаграме, чтобы узнать, есть ли что-нибудь новое. Если ничего нет, я оставляю комментарий, ставлю лайки на чужих отзывах или пишу свой. Господи, насколько же социальные сети изменили мою жизнь! Раньше приходилось довольствоваться только статьями в газетах, но они были такие скучные… Я посвятил вам свою жизнь, Эрик. Все так, все так и есть…

Мандель поднял голову и расхохотался, и его смех громко раскатился по всему помещению, отразившись от высоких потолочных балок. Потом снова перевел взгляд на писателя.

– ВЫ – ЖАЛКОЕ НИЧТОЖЕСТВО, ЛАНГ… Ума не приложу, как такое презренное существо, как вы, могло написать такие чудесные книги…

По лицу Манделя ручьем потекли слезы. Он весь дрожал. Сервас не сводил взгляда с его руки, в которой был зажат нож для разрезания бумаги, и опустил пониже ствол пистолета, чтобы случайно не попасть в Гюстава.

– НО Я СДЕЛАЮ ИЗ ВАС ЛЕГЕНДУ, ЭРИК…

Голос снова зазвучал громче:

– О ВАС БУДУТ ГОВОРИТЬ ЧЕРЕЗ СТО ЛЕТ…

Он все больше распалялся, глаза его были полны слез. С ужасом глядя на лезвие ножа возле горла Гюстава, Сервас сглотнул.

– Мандель… – попытался он привлечь внимание фаната.

Но тот его не слушал.

– ЛЕГЕНДУ, – повторил он, положив руку на белокурую головку Гюстава.

Мартен почувствовал, как внутри у него растекается страх.

– А вы знаете, за что Марк Дэвид Чепмен до такой степени обиделся на Джона Леннона, что убил его? Так вот, за то, что воображаемый Леннон попросил сотни миллионов своих поклонников представить себе мир без собственности… А сам щеголял своими миллионами, роскошными яхтами, инвестициями в недвижимость и шикарными апартаментами в «Дакота билдинг». Чепмен посчитал Леннона лицемером и предателем. А в Нагорной проповеди лицемерие объявлено худшим из грехов…

Сервас вздрогнул, услышав голос Ланга:

– Ерунда… Чепмен просто хотел прославиться и, в случае неудачи с Ленноном, убил бы Джонни Карсона или Элизабет Тейлор. Вы хотите прославиться, Мандель? Все дело в этом?

«Заткнись, – думал Сервас, стоя позади него. – Ну, хоть раз в жизни закрой свой гребаный рот, писатель…»

– ВЫ НИЧЕГО НЕ ПОНЯЛИ. ВЫ ИДИОТ.

– Ну, так объясните мне, – сказал Ланг.

Теперь Мандель говорил о писателе без малейшей симпатии в голосе.

– Вы принадлежите к миру, где убийство – только идея, Ланг. Фантазм… Для вас весь мир – царство слов, а не реальность. И все преступления, все кошмарные смерти, что вы описываете, – всего лишь образы в вашей голове. И слова на бумаге. С действительностью они не имеют ничего общего. Разве что… Вы ведь убили свою жену, Эрик? И проявили при этом немалое мужество? Или за вас это сделал кто-то другой? А вы-то сами, вы ведь всегда сможете сделать из всего этого отличную историю на бумаге…

– Вы сумасшедший, Мандель.

«Замолчи, – мысленно умолял Сервас. – Заткнись…»

– СЛИШКОМ МНОГО СЛОВ, ЛАНГ. ИДИТЕ СЮДА: В КРУГ.

– Нет!

– ВОЙДИТЕ В КРУГ, ИЛИ Я УБЬЮ МАЛЬЧИШКУ…

В спокойном голосе Манделя было что-то такое, отчего по венам Серваса разлился холод. Он сжал в руке свой «ЗИГ-Зауэр», но руки были мокрые и скользкие, лицо горело, и пот заливал глаза.

– Вы псих, Мандель! – повторил Ланг.

– КАПИТАН, – угрожающе бросил фанат.

Гюстав заплакал, все его тельце содрогалось от рыданий. Тогда Сервас шагнул вперед и приставил дуло пистолета к затылку Ланга.