Сестры - Бернар Миньер (2020)

Он провел восемь часов в ожидании представителей ГИНП, Генеральной инспекции национальной полиции, срочным порядком выехавших из Бордо. Они сразу же приступили к главному: «Почему вы не сообщили вашему начальству?» «Почему вы заставили Эрика Ланга войти в зернохранилище?» «Вы действительно сомневались в том, на что способен Реми Мандель?» Потом, по мере того как шли часы, они перешли на «ты»: «Они хотят поджарить тебе задницу, Сервас, плохо тебе придется». Но все это говорилось без злобы. Несомненно, все, кто сидел перед ним сейчас, тоже были отцами семейств. Как им объяснить, что считает, что действовал верно, что на каждый выбор у него было не более четверти секунды, что он и сам не знал, правильный ли выбор сделал. Как заставить их понять, что вся его жизнь сводилась к этому: ему приходилось делать выбор, принимать решения и в конечном счете не иметь ни малейшей уверенности во всем этом… Конечно, он совершил значительные подвиги, не раз рисковал жизнью ради семьи, ради работы, ради себя, но у него создалось впечатление, что все было зря: он только способствовал ежедневному нарастанию хаоса. Он потерпел поражение, они все потерпели поражение. И все вместе, и каждый по отдельности. Конечно, им Сервас этого не сказал; им он сказал то, что они хотели услышать. Тем не менее он не строил себе никаких иллюзий: этой безумной ночью, которую он никогда не забудет, он выпустил на свободу человека, подозреваемого в убийстве. Он наврал коллегам и в какой-то мере похитил обвиняемого (он воздержался от уточнения, что угрожал ему оружием и даже ударил; к чему говорить, если заинтересованного уже нет на свете). Он действовал с нарушением всех предписаний и рамок закона… По всей вероятности, санкцией будет отстранение от работы. Интересно, с правом или без права восстановления?

Ему хотелось только одного: вернуться к прежней жизни, к Гюставу, к работе, вернуться домой, поставить Малера и проснуться утром в воскресенье, как будто всего этого не было, а потом лежать в постели, дожидаясь, когда Гюстав проснется и прибежит к нему.

Выйдя с допроса, Мартен зашел в магазин купить молотого кофе, пакет минеральной воды, яблок и мандаринов, две пиццы, сыра у Ксавье и «Скубиду», любимых конфет Гюстава, потребление которых ему приходилось строго ограничивать. Переходя из отдела в отдел, оказавшись в гуще людей, ничего не знавших о том, что произошло, он вдруг подумал об Амбре-Амалии, все существование которой вертелось вокруг одного слова: месть. Что она испытывала все эти годы? Как можно было столько лет прожить с человеком, которого ненавидишь? Она хотя бы раз была счастлива? Жизнь Амбры Остерман была тайной, в которую ему никогда не проникнуть – все ответы она унесла с собой.

Потом Мартен направился к сыну в больницу. Гюстав дулся: он хотел вернуться домой, спать в своей постели, в своей комнате, со своими игрушками, он хотел видеть Шарлен… Но кроме этого, всё с ним было в порядке. Врачи настаивали, что его надо оставить под наблюдением до завтра: хотели убедиться, что у него нет, как они выразились, «психологических нарушений».

Сервас оставался с Гюставом, пока тот не заснул. Потом ненадолго вышел, чтобы доделать кое-какие дела. Ночь он намеревался провести в больнице.

Войдя в холл своего дома, проверил почтовый ящик. Там было полно корреспонденции, а между других писем и газет его дожидались два белых конверта, и он вздрогнул, прочитав адрес на первом: Justizanstalt Leoben, Dr.-Hanns-Groß-Straße 9, 8700 Leoben, Austria. Марка была австрийская почтовая, адрес отправителя – тюрьма[40]. Этот конверт он решил пока не вскрывать – дело терпит – и взял второй.

Когда Сервас увидел печатку нотариуса, сердце у него забилось. Письмо наконец дошло.

Сначала он вскрыл наружный конверт, быстро пробежав глазами короткое витиеватое послание, в котором нотариус мэтр Оливье извинялся в некотором роде от имени всех людей своей профессии за «манкирование своим профессиональным долгом».