Фарфоровые куклы - Морган Стейси (2018)

– Вы не были на войне. И не дай Бог на ней побывать. Я никому этого не желаю. Хотя видел, как на моих глазах разрывало кишки юнцам, которые моложе вас на десяток лет. И у них тоже было несладкое детство. В том числе у тех, кто вернулся в этот мир живым. Но никто из них, слышишь, Белл! Никто из них мухи не обидит! Хотя там, на войне, они могли резать и стрелять врага всеми изощренными способами.

Даггерт на какое-то время замолчал, затем продолжил:

– А как же люди, которым подонки всех мастей резали головы и насиловали их маленьких дочерей? Я этого насмотрелся вдоволь. Они были бы рады прожить еще пару лишних месяцев и согласились бы заболеть каким-нибудь раком да увянуть в хосписе, лишь бы не переживать этого ужаса, на фоне которого ваша инфантильная трагедия – ничто!

Детектив с трудом сдерживал эмоции.

– Вместо того, чтобы созидать, имея страшный опыт детства, которого не должно быть ни у кого, но такова судьба и с этим ничего не поделаешь, ты убивал! Ты склонял их уйти из жизни. Да, ты склонял! Они были в отчаянии, не знали, что делать, потеряли близких и остались один на один со смертью, а ты рассказывал им свою жалобную историю, обещал избавить от мук и делал этот жуткий «обряд», чтобы облегчить, прежде всего, свои душевные страдания. И удовлетворить потребности больного разума. Пусть даже им и не хотелось жить, и пусть даже они имели бы моральное право на такой уход от мук! Но твои цели были иными! Ты удовлетворял свои желания!

– Остановитесь!!! – крикнул Белл так, что голуби, сидевшие на козырьке за окном, в страхе взметнули к небу, а эхо отчаянного возгласа прошлось по всем помещениям и коридорам, навсегда растворившись в стенах храма.

– Перестань, Даггерт, он же болен, – вмешалась Элис. – Просто арестуй его.

Открылись массивные двери главного входа, с улицы подул теплый ветер.

– Ты рисовал фарфоровых кукол, – завершил свое разоблачение детектив.

Вокруг все замерло. Догоравшие свечи на алтаре потухли окончательно. Дымки от них рассеялись. В окна ударил ранний солнечный свет, заблестели узорчатые витражи, запечатлевшие евангельские хроники. Иисус продолжал смотреть на Белла печальными глазами, будто переживал вместе с ним боль этого покалеченного душой и разумом человека.

Даггерт повел Джонни к выходу. Он смотрел на статуи и фрески, которые искусно расписывал своими умелыми руками на протяжении многих лет. Они провожали его, не отводя глаз. Маленькие ангелы дудели в трубы, святые – крестили уверовавших, а дева Мария, которую Джонни успел дорисовать – застенчиво смотрела куда-то в сторону, стоя поодаль на постаменте и скрестив руки на груди.

Он вышел с полицейскими на лужайку перед храмом, взглянул на небо, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Затем, с дрожью медленно выдохнул, повернулся к конвойному, улыбнулся и тихо сказал:

– Я просто хочу к маме.

Белл внезапно оттолкнул плечом полицейского, прижал его к стене, выхватил из кобуры пистолет и побежал к уличным воротам.

Аккуратно подстриженный газон и мягкий запах свежей утренней травы – последнее, что видел и чувствовал «художник фарфоровых кукол». До ворот оставалось совсем немного. Его остановили несколько пуль в спину. Какое-то время Джонни лежал на холодной земле с открытыми глазами, улыбаясь собравшимся, пока его тело не погрузили в черный мешок для трупов, такой же, какие он крал в хосписах для своих будущих жертв.

В комнате Джонни нашли потайное помещение, где он изготавливал смертельный препарат, в совсем крохотной импровизированной лаборатории. В сущности, для такого рода экспериментов много места не нужно.

Отец Шепард понимал замкнутость и трагедию приемного сына, поэтому никогда не настаивал, если Белл не пускал его к себе.