Оцепенение - Камилла Гребе (2020)

– Но прошло уже несколько дней.

– Может, речь идет о неделях.

Афсанех ерзает на стуле.

– Я не могу так долго ждать.

– У нас есть выбор?

Открывается дверь, и входит Деннис.

Он один из врачей, прикрепленных к Наде. Он молод, и поэтому Афсанех ему не доверяет.

Меня его юный возраст не смущает. По опыту знаю, что молодые врачи, а также полицейские часто имеют прекрасное образование и здоровые амбиции. Они еще не стали жертвой системы, не выработали в себе цинизм и равнодушие по отношению к людям.

Афсанех поднимается и идет ему навстречу.

– Почему она не просыпается? – спрашивает жена вместо приветствия.

Деннис робко улыбается и смотрит в мою сторону.

– Вам придется подождать еще несколько дней. На самом деле нет никакого смысла сидеть здесь все время. Мы вам позвоним, как только будут какие-то изменения.

– Но я хочу быть рядом, когда она проснется! – восклицает Афсанех.

– Я понимаю. Но мы еще не убрали снотворное полностью. Это займет время. Мы вам позвоним…

– Вы не слышали, что я сказала? Я хочу быть рядом, когда моя дочь очнется. Я не хочу, чтобы она проснулась в окружении чужих людей.

Я поднимаюсь, подхожу к ней и обнимаю Афсанех за плечи.

– Пойдем, милая, выпьем кофе.

Она резко вырывается из моих объятий.

– Не хочу кофе! – кричит жена. – Хочу, чтобы Надя проснулась.

Деннис беспомощно смотрит на меня. И ему, и мне понятно, что с Афсанех сейчас бесполезно разговаривать, она не воспринимает слова.

– Я хочу, чтобы она проснулась, – повторяет Афсанех и ходит взад-вперед по комнате со скрещенными на груди руками.

Мы с врачом молчим.

Я возвращаюсь на свое место рядом с койкой Нади. Смотрю на дочку, мирно спящую под одеялом с эмблемой коммуны.

Деннис уходит. Афсанех тоже садится.

– Не знаю, сколько я еще выдержу, – шепчет она.

Наши взгляды встречаются. Темные глаза. Бледная кожа. Плотно сжатые губы.

– Выдержишь, – говорю я. – Мы выдержим. Потому что должны.

Спустя час я еду в полицию.

Я выкурил в окно три сигареты и надеюсь, что Афсанех не почувствует запах, когда я вернусь домой.

Она не хотела меня отпускать, но с помощью врача мне удалось убедить жену, что в больнице от меня никакой пользы.

Небо затянуто тучами. Первые капли дождя падают на стекло. Больница пропадает в зеркале заднего вида.

На мосте к острову Кунгсхольмен попадаю под ливень. Вдали раздаются раскаты грома. Пешеходы бегут по тротуару, накрываясь газетами и куртками в тщетной попытке не вымокнуть до нитки.

В этой мрачной погоде есть что-то символичное, хоть я и знаю, что наш примитивный мозг часто ищет несуществующие связи – потому что какая может быть связь между погодой и состоянием моей дочери?

Но все равно мне видится в этом плохой знак. Вселенная страдает и плачет, как и я.

Наша группа разрослась.

Ко мне, Малин и Дайте добавилось два человека. Рядом с Дайте сидит Малик, с ним я уже работал раньше в Урмберге. Длинные черные волосы собраны в мокрый хвост, с которого капает на одежду. Видно, что он попал под ливень. Со времени нашей последней встречи он обзавелся модной бородкой. Одет тоже стильно: узкие подвернутые джинсы и клетчатая рубашка. Наверно, его можно назвать хипстером, но я слишком стар, чтобы уверенно различать модные веяния.

Перед доской стоит судмедэксперт Самира. При виде меня она расплывается в улыбке и машет рукой. Я машу в ответ.

Малин поднимается и прокашливается.

– Самира Хан, врач отделения судмедэкспертизы в Сольне пришла сообщить нам результаты вскрытия жертвы номер два, – объявляет Малин.

Крайне редко врачи приходят к нам. Обычно нам приходится довольствоваться отчетом. Это значит, что Самира обнаружила что-то любопытное и хочет обсудить с нами.

– Можешь начинать, – кивает Малин Самире.