Поединок во тьме - Михаил Соловьев (2015)

«Эх, если бы раньше так получалось», — сетует Козлякин, но понимает, что не сразу все. Не слушай он голосов, что о власти подземной шептали, вовек не видать ему того, чем сейчас овладел, — как ушей своих не видать.

— Ну что, парни, — проговорил он в пространство. — Снова мой верх?

Тишина.

Спустился и к задвижке пошел. Нужно оценить, что дальше делать. Вопрос серьезный, гореть, как та четверка, вовсе нет желания.

— Посмотрим, — бормочет под нос Козлякин, а сам винт крутит.

Но только край дверцы заветной шевельнулся, пахнуло как из преисподней.

«Не получится сегодня, — понимает Володька, — значит, надо на поверхность быстрее выскакивать и думать, как зайти».

Выбираться решил через дырку за камушком своим под сопкой. Прежде чем в дорогу налаживаться, потащил он груз из Юркиного лагеря к себе на постоянную нычку. Часа два потратил. Радует добыча. Стерлись границы окончательно — трофеи воинские, и все тут.

Плотно забил пристанище свое и только тут сообразил, что зря провозился. Не выйдет здесь палатку ставить — места мало, а значит, надо Юркину лежку осваивать и по возвращении скарб придется обратно тащить.

На часы глянул, сколько времени потерял, и психанул:

«На поверхность надо быстрее идти! День-два, и нагрянут ангелы из МЧС с поисками. Да и с Заморенком неясно, может, и он информацию о походе своем кому оставил?»

44. М. Птахин

Кружная дорога петровская непростой оказалась, а тут еще и груз. Хотел предложить я противогазы оставить, но не стал. Тащимся по темноте. В самом начале пути территорию козлякинскую пересекали.

Петр первым идет. Остановился вдруг резко, чуть не повалились мы, как косточки от домино. Ждем молча — приучила «подземля». Проводник наш фонарик зажег. Присел. Пальцами по полу шарит. Потом встал, свет потушил — и ходу. Чувствую, поддает все быстрее и быстрее.

На первом привале рассказал, что увидел.

— Кровь, — шепчет Петруха в темноте. — Кровь и волосы… Не иначе кому-то голову здесь проломили.

Сижу и понимаю, что, пока мы возле задвижки шептались, разыгралась здесь очередная трагедия.

— Нам это на руку, — Анечка шепчет, — а то я думаю: что эмчеэсникам говорить? Найдем во второй раз это место?

— Конечно, — Петр отвечает. — Не проблема.

На привалах почти не разговариваем, каждый в мыслях своих витает: «Да-нет, есть-пить», — и все…

Это понятно. Тяжелый денек выдался. Такого количества событий любому болтуну хватит, чтобы заткнуться.

После того как на кровь наткнулись, чую я, совсем другим человеком отсюда выйду.

«Эх, Владимир Петрович, Владимир Петрович, — думаю. — Полагал ли, когда отчеты свои писал, что столько крови здесь прольется?»

Находка про многое говорит. Сначала с нами разобрались, как с гостями незваными, а теперь друг за друга принялись.

«Кто же это нас атаковал? — задумался я. — Зачем? Все до мелочей парни предусмотрели. Факелы с собою, оружие. Заход наш верно просчитали и удар-то нанесли под самый дых».

Задумка в базовый лагерь не заходить — правильная. Если знают они про нас столько, значит, следили, и теперь около насосной засада может быть.

Тем, кто нас жег, ни Аня, ни Серега в свидетелях не нужны.

Сейчас для МЧС надо историю придумывать. Про штрек с сероводородом упоминать вообще не стоит — проскочили да проскочили. Крови на земле хватит — найдет Анечка, что сказать.

Изо всех нас только Лысый хозяйственным оказался — топает с недовольной рожей. Обвязка да система французская дороже ему удачи нашей.

«Проверить, что там внутри штрека, никто не проверит», — рассуждаю. Сосредоточился я снова на ходьбе. Петр после кровавой находки совсем уж через какие-то дебри нас повел — кругами. Красота, конечно. Минут через тридцать ходьбы проскочили мы пару водопадов. Тут уж даже Серега оттаял. Захватил он таки фотоаппарат свой «Кэннон» — фотать давай.