Поединок во тьме - Михаил Соловьев (2015)

Славно сложилось, и жму я теперь на гашетку. Утренняя трасса интересна, и нравится мне просыпаться вместе с новым днем. Машины еще не все с обочин посъезжали, но уже проснулись. Вместе утро встречаем. Меня в такие минуты на философию пробивает. «Жизнь живем рука об руку, — думаю. — Хищники да жертвы». Иной раз роли и поменяться могут, вот как у нас с ментами.

Волкам — тем проще: для них все на виду. Вот несусь я в тумане сейчас по утренней зорьке, и никто не видит во мне сути преступной. На окружающих я всегда с любовью смотрю. «Пища моя», — говорю себе, хотя в глубине души знаю: для каждого может время прийти жертвой становиться.

Пацанята ждут меня. Не спят.

— Жрать будешь, Роин? — спрашивают.

Алик и Сурик. Серьезные парни, хотя и в России росли. Армяне вообще деловой народ, а уж бакинские от СССР — слов нет. Все армянские воры из Баку. Алик как раз одному таком урке родственник дальний. Амбалик у того погоняло. Разок на пересылке с ним встречался, когда тащили его в Забайкалье куда-то, еще в девяностых.

Не врет, наверное, что родственник. Хотя внешне не похож, но отчаянности в парне на пятерых, да не той дурацкой бравады и сиюминутной истерики. Хладнокровно все делает, с расчетом!

Хорошие парни. Вопросов не задают. Поинтересовались только кушем.

— Стольник, — говорю. — За пару недель каникул, да машина мне ваша понадобится.

— А что твоя?

— Мне поскромней чего надо, там одного гуся пасти придется. Доверками в Канске обменяемся, мой-то аппарат круче вашего на пять порядков.

— Ништяк, Роин, — говорят, а у самих рожи довольные такие.

Инструктирую дальше:

— Условий несколько. Щетину свою, Сурик, в бороду превращаешь, один из вас как раз таким должен быть.

— С чего это? — интересуются.

— Леваша шифруется, — набрасываю. — Знают его там, куда едем. У него борода сейчас почти как твоя щетина, так что проканает.

— А я, значит, за тебя, Роин, — ржет Алик. — А возраст как же?

— Рожу меньше свети и с администрацией не общайся.

— Гостиница как?

— Продлю на две недели.

— А если три ждать придется?

— Рассчитаетесь сами, потом разберемся. Еще одна неделя — контрольная. Если не вернулись и телефоны молчат, снимаетесь и обратно.

Стартанули.

Леваша эсэмэсит, что все в порядке. Вчера по телефону базарили. Похвастался, что понравилось ему читать. Язвить на эту тему не стал, хотя и подмывало. Пообещал еще книжек привезти. Цинком обсказал ситуацию.

Растет мой абрек. В бегах кто бывал, хватку волчью приобретают. Хватку и чутье.

Свинорылый в голове всплыл. Хочу мысли эти прогнать, не получается. «Смотри, — думаю, — неуемный какой». Пру по канской трассе и вспоминаю, как срывался он пару лет назад.

«Развел он нас тогда, — думаю. — А если так, то соревнование нам предстоит. Интересно, чует он сейчас что-то или нет?»

Наконец доехали. Тачки на стоянке перед гостиницей бросили.

Леваша бородой совсем зарос. У Сурика щетина поменьше, но ничего, прокатит. Мы же лица кавказской национальности, а соответственно, все на одно лицо.

Бабки на вахте даже не щекотнулись, а чего им: объект нережимный, так, транзитная гостиница третьего сорта.

Леваша сидит, что твой профессор, книгами и газетами заваленный. Оказывается, вошел во вкус чтения мой баранчик.

— Мэдленно только палучается, Роин, — жалуется. — А так панравылось…

Пацаны-армяне ржут и койки занимают, а я режим жизни им трактую. Молодые ребятки проблем не знавали.

— Если загуляете, — говорю, — девок в номера не тащите. С вахтершами подружитесь, шоколадки там, здравствуйте — до свидания, и все такое. Ваша работа — жить тихо и нас изображать.

— А если в городе заночуем?

— Это нормально, только не залезьте никуда, и помните: вы — это мы.

Ну, вроде все. Леваша как понял, что стартуем, копытами застучал-засуетился.