Поединок во тьме - Михаил Соловьев (2015)

Прем. Дорога под колеса теперь не летит уже, а ползет, покачиваясь. Слыхал я про участок до Тайшета, здесь воровать только пешедралом. Не погоняешься. Средняя скорость — 20 км/ч. Бугры торчат, будто по всей трассе фугасы рвали. Никогда такого не видел — настоящая фронтовая дорога.

Пост ГАИ, единственный по этому кошмару, торчит, как гриб, в самом начале бедствия.

Гайцы оглядели нас бегло. Когда спросили: «Чего без товара?» — даже не понял сначала, а у Леваши челюсть отвисла. Мол, какой такой товар-мавар?

Прибросил, как со стороны мы смотримся. На этой тачке — стопроцентные ларечники.

— Грузовик, — говорю, — сломался. За подшипником едем.

Гаец гривой своей покивал и показывает палочкой — езжайте, мол.

Леванчик молчит, разъяснений ждет.

Спрашиваю:

— Что, не сообразил?

Плечами жмет, смотрит удивленно.

Когда пояснил, не рассмеялся.

— Вот что значыт тачка, — говорит. — Как бы не получили с нас тэпэрь пацаны как с барыг…

«Ха, — думаю. — А не так уж и не прав партнер мой. Такие машины, как у нас, могут быть шибче иных “мерседесов” упакованы. Звери, кто с ларьков живет, бывает, неплохие суммы возят». Но Бог миловал. Проскочили мы участок убитый. Тайшет миновали, Алзамай какой-то, и собрались в Нижнеудинске спать залечь. Городок славный. На переговорный пункт заехал с Канском связь поддержать. Все спокойно у пацанов.

Решил свинорылому домой звякнуть и посмотреть, кто трубу возьмет. Если женский голос, Михаила спрошу, а если мужской — тембр послушаю да постараюсь понять характер жертвы. Нам пора уж привыкать друг к другу, скоро неразлейвода станем, пока на том свете не словимся.

Жду, пока соединят с Иркутском, и думаю:

«Вот паренек делами своими занят и не знает вовсе, что смерть его на подходе. Заговорит сейчас “алло-алло” в молчащую трубу, занервничает. Думать станет, кто да что, а может, и плевать ему на такие звонки, чую я, непрост паренек…»

— Иркутск, вторая кабина, — телефонисточка кричит.

Пошел. Голос женский.

— Алло. Слушаю.

— Михаила можно?

— Позже будет, — отвечает. — Может, что передать?

— На сотовый перезвоню, — говорю, а сам с листочка цифры читаю. — Не поменял? Последние цифры два-два, шесть-шесть? Уезжать не собирается?

— Сто лет не менял, — смеется. — А в городе еще дня три будет. В экспедицию собирается.

Чувствую по голосу, напряжена была чуток, а сейчас отлегло у нее. «Тоже нерпа добрая», — думаю и прощаюсь так вежливо. Воздух выдохнул помалу. Разволновался я что-то. Баба-то евонная нерпа-нерпой, а прокололась. «Дня три, и в экспедицию, — соображаю. — Значит, на четвертый. Можно сильно не спешить — вовремя идем». Волнение не пропало, а лишь усилилось.

Забавные у нас связи с этим Птахиным. Ощущение появилось, что знает он про нас и к встрече готовится. Но успокаиваю себя. Мол, откуда знает? Кто цинканет? Не битва же экстрасенсов…

Леваша в гостинице с книжкой валяется. Я радуюсь — растет паренек, теперь можно быть за него еще спокойней. До последней неудачи он бы уж город обследовал, а тут лежит, почитывает.

Загасились рано. Старт наметили на шесть утра. Таксист у гостиницы рассказал, что от Тулуна до Иркутска голимый асфальт. Так и есть, шуршим резиной в темноте — зорьки ждем. Осенью светает поздно, вот-вот на зимнее время перейдем.

Я в одной книжке читал, что никакой экономии зимнее-летнее не дает, а делается это для осознания всеми гражданами государственной руки. Мол, есть над нами таки царь-батюшка, который дважды в год самим Временем управляет.

Глубоко запало мне это утверждение. Думал-думал — так и есть. Вот нас возьми — вне государства живем и поперек его законов из года в год, но даже воры в законе стрелки на часах переводят. Не будешь же, как баран, в другом измерении существовать? Так что кричи не кричи, а государство так или иначе свое возьмет…