Поединок во тьме - Михаил Соловьев (2015)

— Спать давно лег?

— Дамой в дэсять зашел. С парнягой каким-то. Машына пад акном стаит.

«Машина — не показатель», — думаю, и вентилятор канский вспоминаю.

— Ну что, Мераби, — говорю. — Все мое — твое, а долю в случае удачи ты честно заработал.

— Не в доле дело, — смеется Мерабчик. — Мне самому перец этот покоя не дает, мы, воры же, как инопланетяне — редкий вид, а этот гад на нашенских охотился, и удачливо.

— Вором себя знаешь? — интересуюсь тихонько.

— Без пяти минут.

Сразу ясно стало отношение старших к пацану. Воровской масти не спрячешь. Кругом-бегом у него все вери-велл. Бродяжной характер — везде свой.

— Мне про тебя «Сам» многое говорил, когда я у него в последний раз был, — шепчет пацанчик. — Иркутск для тебя теперь — дом родной. Он рассказывал, как ты хозяйствовать можешь. Не все же время, Роин, с налетов жить, можно и остепениться уже.

— Пробовал бизнес делать, — шепчу. — Не идет чего-то.

— В Иркутске пойдет, — смеется Мераб. — Я лесопереработку сейчас ставлю, решишься — в полной доле будешь. Деньги воровские. На любой проект хватит…

— Вышел, — тявкает трубка.

Повернулись.

— Он, — только и выдохнул Леваша.

21. М. Птахин

Думал я, быстрее мы с ребятами соберемся, а у новой компании дел оказалось немерено. У Ани отчеты, а Лысый периметр нового дома закрывает. Пока осень стоит, нужно заканчивать, чтобы тепло на зиму сохранить. Все мечтает о мастерской. Картины писать хочет.

Рассказывает:

— Потолок стеклянный сделаю, как у Репина. Через пару лет — первая выставка.

Так и подмывало спросить: «Не детского ли творчества?», но посмотрел я на Серегу и понял, что неуместны смешки. Мечты ведь у каждого свои. Подбодрил его немного, мол, срастется наш поход — отстроишь, не напрягаясь, хоть собственную галерею. Лысый из иллюзорного мира своего обратно вылез и в меня глазом уперся. Издевку ищет, а я — сама благожелательность.

Спрашиваю:

— Сколько дней надо работу закончить?

Получается, что два-три, и стартуем.

Аня мне телефоны эмчеэсные дала, и выдали мне там три изолирующих противогаза нового образца. Запасные кассеты. Жилет противогазный мне своими кольцами для активации патронов гранату напомнил. Забавно — простое колечко висит, а опасность в воздухе витает. Не понравились мне, иными словами, противогазы, хотя понятно, что без них ничего не выйдет.

Собирали груз у Анечки в институте. У нее там кандейка на первом этаже. Девчонка славная. Открытая. Глаза нараспашку. Хозяйственная. В кандее бутор лежит на все времена. Альпинистские дела по стенам висят, веревки на особо почетном месте. Пара резиновых лодок с транцем и без. Мотор «Ветерок» новенький стоит. Гидрокостюмы.

Противогазы сюда же разгрузили. Продукты по списку завезли, что Петр указал и Аня скорректировала.

Возим, грузим, а меня все тревога гложет, как там дела в Канске, и гадость всякая в голову лезет.

Ужинали у меня вместе с Лысым.

Жена настряпала всякой всячины. Серега в ударе. Кричит над полными тарелками:

— Не бывает много пирожков с мясом!

— А с капустой? — жена спрашивает.

— И с капустой не бывает…

Вмазали по рюмахе. Сидим, как в старые добрые времена, и разное вспоминаем. Покойничков помянули — друзей, врагов, бывших друзей, кто рядом не удержался и по глупости собственной голову сложил.

На вторую бутылку пельменей наварили. Серега себе не изменяет.

— Не бывает много пельменей! — орет. — С похмелья завтра штук восемьдесят съем, что мне ваши сегодняшние сорок…

Я хохочу, не могу, он всегда такой.

Фотки достали. Двухтысячный год, мы с Лысым «воруем» вагон ничейной слюды. Лагерь наш прямо на рампе около ж/д ветки. Воду привозят раз в сутки — пятьдесят литров. По двадцать пять на брата. Лето, жара.