Поединок во тьме - Михаил Соловьев (2015)

Одни мы на пятаке сидя кушаем. Народу немного. День будний. Бабки с тетками култукскими обсуждают нас, а что им еще делать? Для них этот пятак над Байкалом — единственная возможность детей кормить-поить. Гоняют их иной раз власти, когда эколог какой важный на машине мимо поедет. Заложники они, как и большинство россиян, бюрократии никому не нужной.

Забавнее всего тут зимой. Тетки на гору фанерные ящики притаскивают с печками. Продукты в них держат, да сами греются. В будний день идешь по трассе в морозы, смотришь — никого народу. Лотки, да фанерные коробочки дымят. Окошки на прилавки смотрят, а в протайках на стеклах — глаза-глаза.

Вот она — жизнь и глубинка российская…

К Петру приехали разомлевшие. Когда из Иркутска выезжали, я его не набирал. Со вчерашнего дня знает, что идем.

Звякнул с серпантина.

— Поели? — спрашивает.

— А как же? За омулевую икру с пирожками можно и родину продать!

Смеемся.

Круть-верть по Култуку. Пост ГАИ проскочили. Вот и Слюдянка. Ворота у проводника нашего открыты. Машину сразу внутрь. Петр створки закрыл — запечатан двор.

Знакомились уже как зашли. Рассматривают друг друга. Лысый давай про дом спрашивать. Петр сразу прокусил, в чем дело.

— Строишься?

Ну и полетел у них разговор. Дом для каждого хозяина — детище. Из-за стола парни полезли, и в подпол — фундамент глядеть.

Анечка смеется:

— Вот они и шахты ваши. Стоило ли снарягу брать?

Петр, даром что внизу, расслышал все и кричит-шутит:

— Сколько ни копал, так входа в «подземлю» и не получилось.

Тает лед. Хорошо знакомство складывается.

Сергей с хозяином дома уже товарищи. Ржут как пацаны, хохмят.

Заговорили по делу.

Выкладывает Петр на стол новые схемы.

— Умер маршрут через падь Улунтуй, — говорит. — Пока вас не было, я расспросил молодежь, которая туда ныряет. Там купол квершлага после землетрясения окончательно просел. Не переползти.

— А говорил, что не ходит туда никто, — заинтересовался я.

— Они ко мне с вопросиками появились год назад. Племянник привел. Не ответь я, все равно полезли бы, так что лучше уж поделиться, чем могу. Родители ихние потом бегали, скандалище назревал, но пронесло, зато пацаны охотку сбили. Все живы и здоровы. Иногда и сейчас ныряют, но все больше по верхним горизонтам ходят. Туристов водят, ну и нам польза.

— Остается только пешедралом по Байкальской штольне? — важничаю.

— Открылась одна дырочка, — Петр отвечает. — Землетрясение помогло. Вова, когда ствол четвертой шахты зарушивал, не мог предполагать, что она еще раз вскроется. Пацаны сказали, что открылся там проход и есть теперь вниз дыра. Даже лестницы видно, что внизу начинаются.

— Вертикальный выход? — интересуется Анечка.

— Нет, штольня вскрылась. Метров сто по ней, и там.

Серега с девушкой переглянулись.

— Класс, — только и сказали хором. — Значит, ходьбы минимум?

— Сейчас вооружение переберем, — увлекся общим азартом Петр. — Еще раз пересчитаем все, и поехали. Машину обратно племянник отгонит, он же и на связи будет. Как у нас с официальностью?

Лысый так важно откинулся на спинку стула, что стало ясно: про нас в курсе вся страна.

— МЧС я оповестила, — отвечает Анечка и с улыбкой на Серегу смотрит.

— Разрешили? — удивился Петр.

— Я же инструктор по спелеологии. Запретить можно только посещение режимных объектов. Здесь же все просто — ставишь в курс, что полезли туда-то, и все.

— И что они говорят про шахты эти?

— Рассказывали о чертовщине всякой. Пару лет назад туристов спасать приезжали, а те сами выбрались, и давай рассказывать: мол, полно в шахтах странных теней. Из стен появляются и в стены уходят.

Мы с Петром переглянулись.

— Вовины проделки? — поинтересовался я.

— Не только. Замореныш еще смешней чудит по вентиляционным ходам. Появление-исчезание — скорее его штучки.