Женщина в Восточном экспрессе - Линдси Эшфорд (2019)

– Он сделал это у подножия пирамид, словно принес жертву…

* * *

Следующие несколько часов Агата с Нэнси тихо перемещались из одного купе в другое, совсем как монахини ордена со строгим уставом. Нэнси велела проводнику не стучать в двери до утра. На ужин он принес им жаркое в мисках – жидкий суп с невнятными кусками мяса; Кэтрин оказалась права насчет качества еды.

Слава богу, что у них есть пахлава, думала Нэнси. Даже мятые и раскрошившиеся, божественные кубики просто таяли на языке.

Над Мраморным морем садилось солнце. Прибрежную линию усыпали небольшие островки; в угасающем свете они походили на серые холмики, словно стая китов нежилась в воде. Поезд свернул влево, удаляясь от побережья, и принялся карабкаться по горному серпантину.

Нэнси прислушалась. Никаких посторонних звуков, лишь отдаленное пыхтение паровоза да ритмичный перестук колес. Должно быть, Кэтрин еще спала.

Обрывки ее лихорадочной речи рассыпались в голове, как бусины с порванного ожерелья. «У него пистолет»… «Зачем он ему сказал, дурак безмозглый»… «Они говорят – ваш муж умер»… «Он сделал это у подножия пирамид»… Что произошло? Неужели муж Кэтрин покончил с собой? Мысль о том, что кто-то осуществил ее робкую попытку, парализовала своей неотвратимостью. Что же ему такого сказали, ради всего святого?! Интересно, насколько Агата в курсе личной жизни соседки? Может, та успела излить ей душу, как и она сама?

Когда поезд окутала темнота, Нэнси сменила Агату у постели больной.

– За последние полчаса ей стало немного легче, – прошептала Агата. – Все так же беспокойна, но уже потише.

Нэнси села на освободившийся, еще теплый стул. Они договорились дежурить по три часа, а в перерывах дремали в соседнем купе. Агата выглядела измученной, и Нэнси решила ее не будить – высидеть до утра, если получится.

Ночь тянулась бесконечно. Она потеряла счет времени в беспрестанном хождении туда-сюда с мокрым полотенцем и одеколоном. Жар быстро осушал ткань, распространяя запах лаванды; от этого клонило в сон, но она мужественно держалась, листая заранее припасенный «Вог». Разглядывая лица моделей, Нэнси не могла поверить, что когда-то была частью этого мира.

Мысль о будущем пугала. Жизнь в чужом городе с ребенком на руках… Нэнси осознавала, что, принимая предложение новой подруги, всего лишь хватается за соломинку. Сколько еще она сможет прятать изменения, происходящие с телом? Что скажет эта добрая женщина, когда узнает правду? Нэнси отложила журнал и медленно провела руками по животу. Да, разница есть, особенно когда сидишь. Одежда все еще впору, однако в Багдаде придется хитрить, чтобы скрыть свое положение как можно дольше. Никто в здравом уме не возьмет секретаршу на шестом месяце беременности. Нужно постараться найти какую-нибудь другую должность, заработать на квартиру и няню, но до того придется играть роль сбежавшей жены.

Поезд уносил ее все дальше и дальше от отца ребенка. Наверное, тот уже в Лондоне. Нэнси знала улицу, на которой он живет, ходила мимо дома, мучая себя. Жена, маленькая дочь… Она ускоряла шаг, боясь ненароком увидеть в окне ребенка. Уже тогда она понимала – еще до того, как ее собственный ребенок дал о себе знать – что если увидит его дочь, то никогда не осмелится написать ему то письмо, умоляя поехать с ней в Багдад…

– Умираю, как пить хочется! – Кэтрин внезапно села на постели, полотенце соскользнуло на пол. – Можно мне стакан воды?

– Да, конечно! – Нэнси вскочила на ноги. – Вам уже лучше? Мы так волновались…

– Правда? – Кэтрин поежилась, натягивая простыню поверх шелковой сорочки, отделанной кружевом.

– Мы дежурили по очереди.

– Ах вы мои милые! Неужели я была так плоха?

– У вас был жар – наверное, от укусов.

– Чертовы клопы! – Кэтрин разглядывала свою руку. – Долго я спала? Который час?

Нэнси глянула на часы.

– Без десяти шесть.

Кэтрин озадаченно моргнула и потянулась к шторам.