Да победит разум - Эрих Фромм (2021)

После нападения Германии на Россию линия коммунистических партий снова поменялась, главной задачей стала поддержка России. Французским коммунистам было приказано вступать в отряды Сопротивления; снова были взяты на вооружение лозунги, появившиеся сразу после 1933 года. Понятно, что Сталин не собирался использовать войну как трамплин для начала революции на Западе. Напротив, особенно в Италии и во Франции, где коммунисты своим участием в движении Сопротивления добились всеобщего уважения и престижа, Сталин делал все, что было в его силах, для того чтобы доказать, будто эти коммунистические партии не ставят перед собой революционные цели. Они сложили свое идеологическое оружие и «впервые в своей истории, невзирая на собственные программы, запрещавшие им участвовать в буржуазных правительствах и администрациях, они удовлетворились мелкими должностями в тех правительствах, у которых они не могли отобрать власть ни в тот момент, ни в будущем, в правительствах, из которых они впоследствии были вытеснены почти без усилий другими партиями. Армия и полиция оставались в руках консервативных или, во всяком случае, антикоммунистических групп. Западной Европе было суждено остаться царством либерального капитализма»[111].

Позже в Италии коммунистические депутаты, вопреки социалистам и либералам, даже голосовали за возобновление Латеранского пакта[112], который Муссолини заключил с Ватиканом. В Греции, во время восстания 1944–1948 годов, Сталин не помог греческим коммунистам военным вмешательством, соблюдая ялтинские договоренности, согласно которым Греция оставалась в сфере западных интересов[113].

Те, кто утверждает, будто Сталин хотел завоевать мир для Коминтерна, едва ли смогут ответить, почему после войны, имея вооруженных и полных энтузиазма коммунистов Италии и Франции, он не призвал к революции и не поддержал ее вторжением русских войск; почему вместо этого он провозгласил, что наступил период «стабилизации капитализма», и заставил коммунистические партии следовать политике сотрудничества согласно программе-минимум, которая никогда не ставила своей целью коммунистическую революцию.

Джордж Кеннан приходит в основном к тем же выводам, когда пишет, что Сталин «в общем, колебался, стоило ли побуждать зарубежные коммунистические партии к попыткам захвата власти»[114], хотя он пришел к ним по иным причинам (под которыми могу подписаться и я), а именно: Сталин боялся, что внутренние соперники могут объединиться в борьбе против него с лидерами сильных зарубежных коммунистических партий.