Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила - Мэри Стюарт (2018)

Тропинка обогнула невысокую стену мечети и вела мимо небольшого кладбища с причудливыми мусульманскими надгробиями: стройные колонны, увенчанные каменным тюрбаном, указывали на могилы мужчин, тонкие стелы в форме лотоса возвышались на женских захоронениях. На фоне блеклого раскаленного неба слепил глаза свежей побелкой изящный минарет. Оставив позади обрушившийся угол кладбищенской стены, тропинка крутыми зигзагами ринулась вниз. Выщербленная земля была усыпана предательскими россыпями мелких камешков. Солнце перевалило через зенит, но жаркие лучи по-прежнему обрушивали на долину всю свою жгучую ярость. Вскоре мы спустились ниже самой последней из деревенских террас, туда, где склон горы стал слишком каменист и крут, чтобы на нем выросло хоть что-нибудь, даже виноградные лозы. Река скрылась за небольшим раскаленным утесом, и ее шум не долетал до наших ушей. Тишина подавляла рассудок. Казалось, долина во всю ширь, от края до края, исполнена тем же сухим, жарким безмолвием.

За очередным поворотом дороги мы наткнулись на стадо длиннорогих коз, черных и коричневых, с длинной шелковистой шерстью и отвислыми ушами. В сонных желтых глазках сквозило бесстыдное лукавство. Они только что закончили пастись – хотя непонятно было, что они щипали на этих голых склонах, – и теперь сыто дремали на солнышке. Я насчитала их около тридцати. Высокомерные создания оценивающе взирали на нас, и на хитрых узких мордах не было заметно ни малейших признаков страха; казалось, перед нами не стадо животных, принадлежащих человеку, а колония таинственных существ, полноправных властителей здешних гор. Когда одно из этих существ лениво поднялось на ноги и вразвалочку выступило прямо на середину тропы, я не стала спорить, а просто свернула с тропинки и обошла его. Существо даже не повернуло головы.

Я оказалась права: переправа представляла собой остатки разрушенного античного моста. Приток (Хамид сказал, что он называется Нахр-эль-Сальк) был по сравнению с Адонисом неширок, но в эту весеннюю пору ширина его достигала добрых двадцати футов. Холодный стремительный поток то мельчал на белых галечных перекатах, то пенными бурунами разбивался о надтреснутые валуны, то кружился водоворотами в темно-зеленых омутах, где глубина достигала, наверное, по грудь. На противоположном берегу в русло реки вдавался приземистый утес футов пяти высотой, служивший когда-то одной из береговых опор моста. В прозрачной воде хорошо различались остатки фундамента. На нашем берегу от моста мало что сохранилось, разве что груда больших обтесанных камней, причем некоторые из них были кое-как уложены в воду на расстоянии ярда друг от друга, чтобы по ним можно было перебраться через реку.

– Говорят, здесь был старинный мост, еще древнеримской эпохи, – произнес Хамид. – Эти камни остались с тех времен. Сумеете перебраться?

Держа меня за руку, он помог мне переправиться, потом повел прямо к подножию скалы, где начиналась извилистая тропинка. Сквозь заросли дикой смоковницы и желтого ракитника она вела прямо к вершине обрывистого кряжа.

Подъем оказался крутым, но нетяжелым. По этой тропе, видимо, нередко ходили мулы и даже лошади. Единственными живыми существами, которых мы встретили, были небольшие ящерицы, да в воздухе вокруг утеса кружили пустельги. Тишину нарушало лишь доносившееся снизу журчание реки, звук наших шагов да наше учащенное дыхание.

Когда мы наконец поднялись на вершину утеса и увидели перед собой глухие стены дворца, меня охватило странное чувство. Мне почудилось, что дворец давным-давно покинут и мертв, что это место находится за пределами жизни и смерти. Казалось невероятным, что здесь вообще может обитать живое существо, а тем более – кто-то из моих близких или знакомых. Человек из моей экстравагантной, но тем не менее жизнеспособной семьи не может похоронить себя в этой белой, как ископаемый скелет, гробнице…