Еще одна машина, надсадно взревев, миновала пропускной пункт. В рокоте мотора мне послышались насмешливые нотки. С другой стороны к шлагбауму, подрагивая, рыча и взметая пыль, подъехал автобус. Я вышла из облака пыли на обочину. Пассажиры разглядывали меня из окон, но без особого интереса. Такие недоразумения случаются, наверное, каждый день. Правила, по словам Хамида, здесь очень строги.

– Что за идиотизм! – сердито воскликнула я. – Все равно что проверять документы на границе между Англией и Шотландией. Сдается мне, чем меньше страна, тем больше она поднимает шума из-за всякой чепухи… Простите, Хамид, я не хотела вас обидеть. Но эти бессмысленные запреты кого угодно выведут из себя. К тому же эта невыносимая жара… Прошу прощения.

– Ничего страшного, – великодушно отпустил мне грехи Хамид. Его обеспокоенный взгляд светился сочувствием. – Если не ошибаюсь, он возвращается завтра?

– Кто?

– Ваш кузен.

– О кузене я и не думала, – огрызнулась я.

Но это, разумеется, было не так. Я думала о Чарльзе, и Хамид понял это раньше меня. Внезапно я почувствовала себя слабой и уязвимой – ощущение, доселе мне незнакомое и крайне неприятное.

– Я знаю, наши пограничные правила часто раздражают иностранцев, – спокойно пояснил Хамид, – но, к сожалению, у нас есть свои трудности, и очень серьезные. Помимо всего прочего, процветает контрабанда… Нет, поймите меня правильно, я не хочу сказать, что вас подозревают в соучастии, но приходится вводить строгие законы, а законы для того и создаются, чтобы их соблюдать. А вы, к несчастью, их преступили.

– Нарушила.

– Простите?

– Я нарушила правила. Преступить закон – это кое-что совсем другое. Говорите, процветает контрабанда? Но что же, ради всего святого, мы можем ввозить нелегально? Неужели меня можно заподозрить в том, что в сумочке у меня спрятано оружие или партия бренди?

– Нет, бренди тут ни при чем. Но вы вполне могли бы провозить наркотики.

Я приподняла брови:

– Наркотики? Да, верно. Я совсем забыла, где нахожусь. В одной из книг моего кузена это называется «гонец с травкой».

Хамид рассмеялся:

– Вот, оказывается, какое выражение. Да, вынужден признаться, у Бейрута сложилась, скажем так, определенная репутация. И к сожалению, дело не ограничивается гашишем – в Турции и Иране выращивают опиум и переправляют его к морю. Потому я и говорю, что у нас на этот счет строгие правила, и с каждым днем они делаются все строже. Недавно Национальная ассамблея Египта внесла представления правительствам всех ближневосточных стран, и наказание за провоз наркотиков стало куда суровее, а пограничный надзор, как вы сами видите, заметно ужесточился.

– Да, понимаю, это суровая необходимость. Но, может быть, не стоит тревожить из-за этого туристов?

– Несколько туристов уже были пойманы с поличным. Совсем недавно арестовали двух студентов-англичан, их вина была доказана. Вы не читали об этом в газетах?

Я покачала головой:

– Что с ними случилось? Каково было наказание?

– Для них дело ограничилось тюремным заключением. Они все еще в Бейруте. Раньше за такие преступления давали три года, но теперь сроки увеличились и сопровождаются каторжными работами. Для ливанских граждан к тюремному заключению добавляется лишение гражданских прав, их ставят на учет в полиции как перевозчиков – я правильно выразился? – наркотиков. А в других странах наказание гораздо суровее. В Турции, например, контрабанда наркотиков карается смертной казнью. Теперь такой закон введен и в Египте, и, по-моему, в Иране. Сами видите, какой серьезный оборот приняло дело.

– Но если не ошибаюсь, совсем недавно вы говорили, что на Ближнем Востоке к наркотикам относятся очень снисходительно? По крайней мере, подразумевали, что никто не считает курение гашиша большим грехом.