Лунные пряхи. Гончие псы Гавриила - Мэри Стюарт (2018)

– Пожалуй, вы правы, но вряд ли этим станет заниматься ваше консульство. Думаю, вам нужно идти прямо в Управление национальной безопасности в Бейруте и получить новую визу. Если вы не против подождать еще немного, я схожу на пограничный пункт и спрошу офицеров, куда нам следует обратиться. И кто знает, может быть, это не отнимет много времени. Не исключено, что мы еще успеем обернуться туда и обратно и до наступления ночи попасть в Дамаск.

Меня захлестнула такая радость, что я сама удивилась.

Я улыбнулась Хамиду:

– Да, это было бы чудесно, и к тому же вы успели бы взять вашего пассажира на обратную дорогу! Тысяча благодарностей, Хамид! Вы так любезны!

– За такую улыбку, – усмехнулся Хамид, – я бы горы свернул. Счастливчик ваш кузен.

Он снова исчез в бетонном бараке.

Машина раскалилась, как печка, и я вышла на обочину подождать Хамида. Из автобуса с табличкой «Баальбек» выгрузили весь багаж, и грязные тюки валялись прямо в придорожной пыли. В них рылись сердитые потные пограничники. Пассажиры без дела слонялись вокруг, курили, поглядывали по сторонам и сплевывали в пыль. Пара юнцов, косясь на меня, придвинулись ближе.

Я окинула взглядом сероватое здание пограничного поста. Сквозь открытую дверь мне была видна шумная многоголосая толпа вокруг стойки. Похоже, Хамид застрял надолго. Я отошла подальше от машины и снова вскарабкалась на высокий откос над обочиной.

На этот раз я поднялась повыше, туда, куда не долетали пыль и бензиновая гарь, но старалась не выпускать машину из виду и держаться прямо над ней. Дорога в этом месте пролегала по дну узкой лощины, и, поднявшись чуть выше, я тотчас же почувствовала, что воздух стал заметно свежее. Под ногами росла трава и пестрели цветы.

Здесь не было того изобилия цветов, какое я видела вдоль дороги на Афку, однако склоны были покрыты, хоть и негусто, свежей зеленью. Кое-где покачивалась на ветерке чахлая трава, темнели сероватые венчики чертополоха, белели подушечки каких-то мелких белых цветов, похожих издалека на изморозь. Чуть выше пламенели на серых камнях, ослепляя глаз пронзительно-желтым каскадом, золотистые метелки ракитника. И повсюду, нахально выпирая из морозно-белого шлейфа мелких белых цветов, торчали штокрозы – да-да, те самые штокрозы, каких полно в каждом английском палисаднике, белые, красные и желтые. Дикие сородичи привычных садовых цветов пестрым ковром усеяли каменистые склоны выжженных солнцем Ливанских гор.

А в четверти мили отсюда, на соседнем склоне, где на таких же серых камнях желтел тот же самый ракитник и росли те же самые штокрозы, была Сирия.

Я поднялась над лощиной футов на сто. С этой высоты передо мной открывался роскошный вид на окрестные горы. Дорога сбегала вниз по каменистому склону и за нейтральной полосой, за сирийским пограничным постом огибала высокий черный утес, а дальше спускалась к мосту через ручей, бегущий по дну долины.

Как обычно в этой изможденной жаждой стране, воде сопутствовала буйная зелень деревьев и сельскохозяйственных угодий. Вдоль извилистого русла реки по дну долины тянулась широкая зеленая лента. Среди фруктовых деревьев росла кукуруза и кудрявился виноград. То тут, то там, подобно зеленым прожилкам на огромном сухом листе, в главное русло вливались тонкие полоски притоков. Совсем неподалеку, в четверти мили от сирийской границы, я хорошо разглядела долину одного из таких притоков. По выжженному склону холма сбегала широкая зеленая лента. Вдоль нее кое-где темнели сочной зеленью лоскутки кукурузных полей, белели стволы стройных тополей с серебрящейся на ветру молодой листвой, по пыльной каменистой тропинке брел трусцой понурый ослик. Возле него несла на голове кувшин статная женщина. От нечего делать я следила за ней и вдруг от удивления едва не подскочила на месте, вся обратившись во внимание. Вдалеке, там, где каменистая тропинка вливалась в главную дорогу, мои глаза заметили нечто странное.