Как до Жирафа… - Маргарита Ардо (2019)

– Просто у мамы другая сказка, и ей трудно, но она тебя любит. Сильно-сильно! – и расцеловала Маруську в щёчки. – Это она меня послала.

А я поразился: ведь чужой ей ребёнок, и я – никто, а про Лану разве найти добрых слов? Я только подумаю о ней, сразу кипеть начинаю, особенно после последнего выбрека. А Катя… Сколько же в ней доброты?!

Маруська прижалась к ней крепче, а Катя, взглянув на меня мельком, добавила:

– А ещё у нас есть замечательный, самый лучший на свете папа!

Доча посмотрела меня и поправила добровольную няню:

– Мапа.

– Вот, ни у кого нет мапы, а у тебя есть. А сейчас я тебе сказку расскажу, хочешь?

Дочка закивала, а я прислонился к дверному косяку, выдыхая и удивляясь. Не вдвоём со мной и не на работе лицо у Кати было ничуть не смешным, а ласковым, возвышенным, будто светом напитанным. И голос другой, без привычного смущения…

«Далеко в лесу у речки, – нежно-нежно рассказывала Катя, покачивая и время от времени стирая платком пот со лба Маруськи – Жили-были человечки. Человечки были крошки. Всё на месте: ручки, ножки, Глазки, ротик и носок. Только ростом с желудёк. У корней сосны огромной Был построен домик скромный. Целый год они трудились И прекрасно разместились…[9]

Голос её звучал плавно и напевно, распуская вокруг себя уют, как цветы на абрикосах. И пахло чем-то сладким, нежным. Может быть, ею?

Не только у Маруськи, но и у меня начали глаза слипаться от долгожданного расслабления. Словно перетянутую ремнями грудь развязали, я вдохнул воздуха, и мне стало хорошо, как дома. В принципе, дома я и был. Но тут иное – в душе и на сердце стало тепло. Словно всё на месте и все. Словно так и надо. И я вышел в кухню, чтобы не мешать.

* * *

– Ну всё, Машенька заснула. И температура упала, – тихонько сказала Катя, скользнув в кухню.

– Я не знаю, как вас благодарить, – честно сказал я.

Подслушивая сказку про человечков, я переоделся в нормальную, не испачканную Маруськой футболку, и штаны поменял. Умылся холодной водой и привёл в порядок волосы, а заодно и весь бедлам на кухонном столе разобрал.

– Я бы не отказалась от чая, – сказала моя Ромашка и села на высокий табурет у барной стойки, разделяющей рабочую зону от столовой.

Улыбнулась, чуть склонив голову. Локон упал ей на глаза, она убрала его, и свет от лампы пропитал её пушистые волосы. Катя стала ослепительно красивой и загадочной. А я почувствовал то, что ни начальнику, ни мужчине вообще чувствовать не полагается – робость. Перед ней. И вместе с тем парадоксальное желание прикоснуться, ощутить кончиками пальцев нежность её открытых рук, шеи, убрать волосы назад, чтобы не падали тени сумерек на утончённое лицо.

– Зелёный или чёрный? – спросил я вместо этого чуть подхриповато.

– Зелёный. Говорят, он полезнее.

Она сейчас уйдёт, а я этого не хочу, – понял я. – Я хочу, чтобы она продолжала играть пальцами с салфеткой, вот так склоняла голову и так же нежно пахла чем-то цветочным.

– Так и думал, что вы за здоровый образ жизни, – каким-то не своим голосом произнёс я.

Она улыбнулась. Кажется, я тоже. Налил чаю в самую красивую чашку. Из фарфорового набора, что мне мама подарила на новоселье.

– Посмотрите на свет, – подал я ей чашку, – такая тонкая, что светится.

– И правда! Потрясающая работа! У нас дома хранился семейный фарфор, дореволюционный ещё, но не такой, – удивилась Катя.

Очень искренне, но не по-детски, а так, что у меня мурашки пробежали по коже от игры её губ, с потрясающей лёгкостью приоткрывающихся и закрывающихся снова. Словно в них таилась магия. Я чуть не потянулся к ней, но ухватил себя за последний хвост. Не хотелось бы, чтобы наша добрая фея была оскорблена…

– Как на работе? – спросил я, просто чтобы что-то сказать.

Усмехнулся про себя: хорош начальничек. Но сейчас и правда, было плевать, хоть взорвись этот Жираф со всеми продажами, ретро-бонусами и прочей лабудой.