Год нашей любви - Сарина Боуэн (2014)

– Не смешно, Хартли. Ты можешь умереть.

– Я не буду много пить, обещаю. Только полбутылки шампанского.

– Будь осторожен, милый. Я тоже была молодой.

– Ты и сейчас молода, мам.

К весне ей не исполнится и сорока.

Она засмеялась:

– Я люблю тебя, Адам Хартли.

– И я тебя, мам.

Мы закончили разговор, и я в очередной раз посмотрел на часы. Мое терпение было на исходе. Стейша ничего толком не рассказала о своих планах, и я знал только, что она прилетела в аэропорт Кеннеди еще днем, но отправилась выпить на прощание с кем-то из сокурсников. Я спросил, когда она придет, но она ничего не ответила.

Стейша всегда выкидывала номера вроде этого, и я знал, что это специально. Она была девушкой, которая знала себе цену и любила, чтобы ее добивались.

Но что хуже всего – это работало. Когда я ждал ее, мой мозг всегда грызла мысль, не решила ли она меня бросить. Более того – то, что ее придется добиваться, было непременным условием самого процесса ожидания. Я хотел ее так же, как она хотела заполучить какое-нибудь дизайнерское дерьмо – потому что оно продавалось только в Италии и нигде больше. Только поэтому и ни по какой другой причине она должна была заполучить его и продемонстрировать потом всем и каждому.

Какой отстой. Забудь, что это говорит о ней. Что это говорит о тебе?

Я вскочил и принялся наворачивать круги по комнате, что нелегко делать в гипсе. Шлеп. Шлеп. Шлеп. Все, что происходило со мной сегодня, было нелепо.

Было странно увидеть Стейшу впервые за несколько месяцев. Конечно, я предвкушал это, поскольку в реальности она была гораздо соблазнительнее, чем на расстоянии. Но, по правде, я немного беспокоился по поводу возобновления наших отношений. Стейша была как песня, слова которой я забыл. Чтобы вспомнить, почему она мне понравилась в первый раз, надо было услышать ее снова.

Только вот с песнями так не бывает, верно? Даже если ты забываешь текст, мелодия все равно бьется внутри.

Твою мать! Пожалуй, я думал слишком много. Слишком. И никого не было рядом, чтобы меня остановить. Вечер проходил впустую, и предвосхищение начало скукоживаться в разочарование. Стейша не собиралась показываться, и в глубине души я был не так уж этим и шокирован. Странным было только то, что все это заставляло меня чувствовать себя говнюком. Как будто я должен был бы удивиться сильнее. Как будто мне следовало бы переживать больше, чем я переживал.

Так что, когда сообщение от Стейши наконец-то пришло, я не особенно удивился:

Прости, Хартли. Я застряла тут сегодня…

Бла-бла-бла.

Мне потребовалось не больше трех секунд, чтобы бросить телефон и встать. Был кое-кто через коридор, кого я действительно хотел видеть, – кто-то, с кем мне всегда было легко. Прежде чем новая идея до конца оформилась в моей голове, я взял бутылку в руку и направился к двери.

Кори

Как раз в тот момент, когда Человек в черном садился за отравленное вино с Виццини, я услышала, как открывается дверь в комнату. Ожидая, пока Дана выкрикнет свое обычное приветствие, я не встала и не обернулась. Но это была не Дана. Вместо звука ее шагов я услышала характерный стук костылей о деревянный пол. Он был не таким быстрым, как обычно, и то и дело прерывался, наверное, потому что человек с костылями тащил с собой какой-то груз. Мое сердце гулко застучало, а фея надежды, мгновенно вернувшись к жизни, принялась отплясывать на моем животе, щекоча его своими крохотными ножками.

– Боже, Каллахан, может, возьмешь уже что-нибудь?

Я задержала взгляд на экране еще на полсекунды, как будто не смотрела этот фильм с полдюжины раз до этого. Потом села – как раз в подходящий момент, чтобы выхватить свисающие из пальцев Хартли бокалы. В другой руке он держал дорогую с виду бутылку шампанского.