Гринвич-парк - Кэтрин Фолкнер (2021)

Серена обезумела. Сказала: прячься, я не хочу, чтобы нас здесь обнаружили. Нас отчислят. Я рассмеялся. Я был опьянен, одурманен Сереной. Сказал ей, чтобы она не болтала глупостей. Мы сдали экзамены, внесли плату за обучение. За кражу лодки нас точно не отчислят. Она настаивала: спрячься, черт возьми. Оставайся в тени, пока они не уйдут. Нас не заметят.

Мы не сразу сообразили, что они делают. Но потом поняли. Это происходило на наших глазах. И Серена оказалась права, на нас они не обратили внимания. А вот девушка заметила. Смотрела прямо на меня, приковавшись к моему лицу своими зелеными глазами. Ее губы шевелились, пытаясь что-то произнести. А я стоял как истукан.

И это она тоже видела.

В тот день Серена больше не прикасалась ко мне. Я знал, что произошло на наших глазах. Чему мы стали свидетелями. Но Серена смотрела на это иначе. Она не хотела вмешиваться. Заявила: нам ведь неизвестно, как и что было на самом деле. И потом, добавила она, возникнут вопросы. Почему мы не помогли. Почему не вступились.

Тем вечером ты настояла, чтобы мы все вместе пошли гулять. Хелен, ты была так счастлива, и мне казалось, если мы согласимся на твое предложение, все вернется на круги своя. Я помню, как, стоя в очереди, чтобы пройти в клуб, я смотрел на твое лицо: оно было так невинно. А ты сама — столь чиста и прекрасна. Я целовал тебя, словно родное дитя, щекой зарываясь в твои рыжие волосы. Мечтал снова стать таким же хорошим, как ты. Но мог думать только о той девушке в эллинге. О том, как она кричала. Как извивалась, сопротивлялась, лежа под тем парнем. Как ее стекленеющие глаза нашли мое лицо, умоляли о помощи.

На следующий день к нам пришли полицейские. Это ты наверняка вспомнишь. Кто-то из тех, кого они опрашивали, видел нас на реке, заметил эмблему колледжа на нашей лодке. И сообщил копам. Те рассудили, что мы по-любому должны были приплыть к эллингу, чтобы вернуть лодку. Они вычислили нас, но не располагали доказательствами.

Когда полиция нагрянула по наши души, мы все вчетвером находились в твоей комнате. Уверен, ты помнишь, как это происходило. Первой отвечала Серена. Да, офицер, мы были в эллинге, подтвердила она. Но, вероятно, раньше, потому что при нас там никого не было. Ни когда мы пришли, ни когда уходили.

Полицейский нахмурился. Пострадавшая утверждала, что видела свидетелей. Белокурую девушку и парня в очках. Полицейский воззрился на меня долгим взглядом, и у меня возникло ощущение, что я сделан из стекла и вот-вот разлечусь вдребезги. Мне казалось, если я сумею сохранить выдержку, если ни один мускул не дрогнет в моем лице, в моем теле, я буду спасен.

Полицейский тогда даже уточнил, уверены ли мы, что ничего не видели? И я ответил: нет, не видели, мне очень жаль. Ничем не могу помочь. И ты стиснула мою руку, Хелен. Поверила мне. А я почувствовал себя самой последней тварью на свете. Я прекрасно помню выражение лица полицейского, когда он уходил. Он оглянулся. Посмотрел сначала на меня. Потом — на Серену.

В СМИ ход того судебного процесса обсуждался очень активно. Я старался ничего этого не читать, не слушать, не смотреть, но разве такое возможно? Присяжные очень долго не могли вынести вердикт. К тому времени, естественно, признаваться было уже поздно. Я молился, чтобы у них было достаточно улик без наших показаний. Разумеется, улик у них предостаточно, убеждала меня Серена. Разве ты не слышал про ДНК? Увы, для суда этого оказалось мало. Ей не поверили.

Я помню, как сидел в машине у маминого дома и слушал по радио решение суда. В боковое зеркало с жужжанием билась муха. Мама постучала в окно, спросила, что я делаю. Когда прозвучало «невиновны», я открыл дверцу и меня стошнило.