Охота на ведьму - Астрид Фритц (2019)

Мысленно обняв маму на прощание, я направилась по залитому солнцем двору церкви Святого Георгия к воротам у церковного портала.

С другой стороны переулка из гимназии вышел почтенный старик в длинной темной мантии ученого.

– Исидора Севильского[128] можете оставить пока что себе. – Зычный голос учителя гимназии разнесся по переулку. – Мои ученики начнут проходить «Этимологии»[129] только через восемь недель.

– Огромное вам спасибо, мастер Гофман. Но книга не понадобится мне на столь долгий срок, мне необходимо лишь освежить в памяти содержание седьмой и восьмой глав. До встречи.

С этими словами на яркий солнечный свет вышел брат Генрих – и посмотрел в мою сторону. Испугавшись, я повернулась и побежала обратно на кладбище. Узкая боковая калитка вела в сторону городских ворот, откуда было недалеко до моего дома.

Но калитка была заперта на цепь!

– Да хранит тебя Господь, Сюзанна. Должно быть, ты навещала могилу матери?

Я оглянулась. Монах стоял в трех шагах от меня, скрестив руки на груди, и на губах его играла улыбка – не радостная, а презрительная. Брат Генрих преграждал единственную тропку, ведущую среди могил ко второму выходу. Я очутилась в ловушке! Мне оставалось только одно.

Затаив дыхание, я молча, не глядя на приора, пошла по дорожке мимо него. Пару мгновений ничего не происходило, но затем монах грубо схватил меня за правый локоть.

Я едва подавила крик.

– Отпустите меня!

За сараем у кладбищенской стены я увидела могильщика – он толкал тележку к месту под новую могилу. Там он, сутулясь, начал копать, с любопытством поглядывая на нас. Я немного успокоилась. Еще никогда я так не радовалась присутствию этого немного странного старика, с которым все предпочитали не встречаться, ведь он принадлежал к отверженному сословию[130].

– А теперь расскажи-ка мне… – Губы брата Генриха были так близко к моему уху, что я чувствовала его дыхание. – Что на тебя нашло тогда в кухне?

– Что? – Я подумала, что ослышалась.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. – Он все еще держал меня за локоть. – Как ты могла так поступить с монахом, Божьим человеком… обнажить передо мной грудь, точно блудница… попытаться поцеловать меня…

В уголках его рта проступила слюна, и я с отвращением отвернулась. Я поняла: чтобы оправдаться в содеянном, он все перевернул с ног на голову. Или, быть может, он и сам поверил в то, что измыслил?

– Отпустите меня, или я закричу, – выдавила я.

– Кричи. Ты будешь не первой, кого здесь, пред всеми этими мертвецами, сразила пляска святого Витта[131] или падучая, не первой, кто с криками и дрожью бьется на земле.

Как бы то ни было, он отпустил мой локоть, зато опустил ладонь мне на плечо. Для могильщика это, должно быть, выглядело так, будто духовник предложил своей подопечной помолиться. По крайней мере здесь, средь бела дня на святой земле, со мной не могло случиться ничего плохого.

– Но я прощаю тебя за то, что ты поддалась искушению. – Его голос смягчился. – Пойдем, Сюзанна, помолимся на могиле твоей матери вместе.

Я скрепя сердце прошла за ним, лихорадочно размышляя, как мне выбраться из этой ситуации, не привлекая внимания.

У могилы он перекрестился, не убирая левую ладонь с моего плеча.

– Помолись со мною за душу твоей бедной матушки, а затем отправишься по своим делам. Pater noster, qui es in caelis[132]…

Я хрипло повторила за ним слова молитвы на немецком, все время поглядывая в сторону могильщика – не ушел ли он?

– Аминь, – завершили мы молитву.

– Послушай вот еще что, Сюзанна. Я провел расследование и теперь с уверенностью могу сказать, как умерла твоя мать. Захочешь ли ты выслушать меня? Это твое и только твое решение.

Наконец-то он отпрянул. Но вместо того, чтобы броситься бежать, я застыла соляным столпом, как Лотова жена, не сводя с приора глаз.