Только между нами - Алайна Салах

Я, разумеется, ничего не сказала об услышанном в палате, а Матвей, к счастью, не стал врать, что я произвела неизгладимое впечатление на его мать и она нас благословила. За те семь дней, что он провёл в больнице, между нами скопилось много недосказанностей. Например, я так и не смогла признаться ему в том, что в офисе он объявлен диверсантом. Правда не всегда хороша, кто бы что ни говорил.

Когда Матвей запирается в ванной, я открываю окна, чтобы избавиться от чужеродного запаха, а после иду на кухню. На плите высохшее пятно от супа, на расстеленном полотенце лежит посуда — очевидно, та, которой пользовались гости. Тарелки и чашки покрыты жирными разводами, поэтому я не без доли брезгливости перекладываю их в посудомойку.

Матвей словно вырос в другой семье. Откуда-то в нём есть то, чего нет у его матери: врождённое благородство крови. Это касается внутреннего мира, его отношения к людям и даже банальной любви к чистоте. Как рядом с ней он смог стать таким? В нём отсутствует даже толика мещанства.

Матвей выходит из ванной почти через час. За это время я успеваю заварить чай, почистить картошку и протереть в блендере бананы для смузи. Его вынужденная диета по-прежнему состоит только из пюре и каш. Сущее издевательство над организмом здорового молодого парня. Как он ещё не завыл.

— Приятно, наверное, помыться дома? — как можно веселее говорю я, оглядывая его торс над полотенцем.

Внутри мучительно щемит. На плечах и рёбрах темнеют гематомы, а ещё Матвей сильно похудел.

— Очень, — кивает он и, поморщившись, опускается на стул. — Что готовишь?

— То, на что у тебя скоро разовьётся аллергия, — ёрничаю я, отворачиваясь. — Картофельное пюре.

— Аллергия на то, что приготовила ты? Не смеши.

Наше возвращение в эту квартиру окрашено в депрессивно-серые тона. За этими беззаботными шутливыми фразами кроется растерянность, моя и Матвея. Меня гнетёт неизвестность и чувство неясной тревоги. До этого дня наша связь существовала лишь в вакууме: сначала это были тайные встречи в четырёх стенах, затем появились стены больницы. Сейчас же наступило время реальности.

— Стелла… — окликает меня Матвей.

Стерев с лица тревожные мысли, я с улыбкой оборачиваюсь.

— Да?

— Иди сюда.

Я выпускаю ложку из рук и в два шага оказываюсь рядом с ним. Хочу выдвинуть соседний стул, но Матвей упрямо тянет меня к себе на колени. А я не могу и не хочу ему в этом отказать, несмотря на риск причинить боль. Потому что это именно то, что мне сейчас нужно — вытравить гул мыслей и просто его обнять. В его руках так много для меня: целительный запах, солнечное тепло и безусловная поддержка.

— Ну привет, — шелестят тихие слова у меня в волосах, заставляя жмуриться от стремительно наваливающегося расслабления. Только в этот момент я по-настоящему понимаю, несколько была напряжена.

— Привет. Вкусно пахнешь.

— Пришлось намылиться дважды. Денис мне намекнул, что я начал вонять.

Я тихонько смеюсь. Знаю, что Матвей прилично с ним повздорил из-за приезда матери, из-за чего тот не появлялся в больнице несколько дней. Хорошо, что в конце концов они помирились. Не только мне сейчас нужна поддержка. Она вообще всем нужна, когда жизнь даёт сбой.

— Самое херовое в сломанной челюсти — это то, что нельзя с тобой целоваться, — сетует Матвей, поглаживая мою спину.

— А я-то думала, сломанные рёбра умерили твой пыл.

— Ты шутишь, что ли? — Он снимает мою руку со своего затылка и тянет её к паху. Под полотенцем он твёрдый. — Жду не дождусь, чтобы это поскорее исправить.

Низ живота и щёки теплеют. Со всем случившимся пиздецом я стала забывать, насколько Матвей темпераментный.

— Надо картошку выключить. — Коснувшись губами его щеки, я встаю. — Ты ничего не имеешь против молока в пюре?

— Съем всё, что дашь.

* * *

— Когда у тебя следующий платёж за квартиру? — спрашиваю я, после того как дыхание приходит наконец в норму.