Платина и шоколад - Чацкая Настя

Драко заставил себя поднять веки. Руки тряслись — луч Люмоса прыгал по бумаге. Брошенный конверт отнесло в одно из окон непрекращающимся ветром.

Взгляд заскользил по строкам.

Пропуская буквы. Впитывая. Останавливаясь. Сначала неуверенно, потом смелее. Быстрее. Закусывая губу.

Дико читать это. Так дико.

“...это случилось, милый. Я вспомнила часть нашей прошлой жизни. В этом мне помог тот самый Логан, о котором я писала…”

Дальше.

Пропуская ненужные слова. Скажи, что это неправда.

Скажи мне.

“...к сожалению. Мне больно говорить это. Но я должна была. Ради нашей безопасности. Ради твоей безопасности, сынок. Я виновата, я так виновата, но я не могла иначе. В этот раз всё будет по-другому, обещаю. Ты не будешь иметь к этому никакого отношения…”

К чему — этому?! Что ты можешь обещать мне?!

Нет.

Нет, мама, ты ведь несерьезно.

Сердце бьётся всё сильнее, как заведённое — сынок,сынок,сынок, — почти разрываясь, сбиваясь с ритма с каждым прочтённым словом. Ещё прыжок через несколько строк.

“...Логан пришёл в наш дом затем, чтобы продолжить дело твоего отца. Большего об их действиях я не скажу тебе. Так будет лучше…”

Драко не чувствует боли — лишь жар в губе, отголосок металла на языке и тёплая змейка крови по подбородку.

Лучше… какого хера?

Ты же отказала ему.

Я знаю, ты отказала. Ты не могла позволить…

“...Мной был дан Непреложный Обет. У меня не было выхода и нет его сейчас. Я должна помочь Логану в его деле. Не пиши мне до следующей среды. Он будет здесь и может увидеть. Я не должна была говорить тебе ни о чём… Поэтому постарайся уничтожить это письмо, как только прочтёшь его.

Всё будет хорошо, милый.

И прости меня. Мама.”

Взгляд застыл на последнем слове. Дыхание остановилось ещё на середине, и теперь лёгкие разрывало от недостатка кислорода.

Но, Господи, пусть лучше Малфой расползётся на части, задохнётся, исчезнет прямо сейчас, чем позволит прочитанному проникнуть в сознание.

Но…

Слова впитывались в мозг. Неотвратимо. Медленно. И больно, отчего смотреть вдруг стало почти невозможно. Исписанный лист расплывался перед глазами.

Горло саднит так, будто он долго орал, задрав голову. Выкрикивался в темноту неба. О, как он хотел сейчас заорать. Но не мог.

Всё, на что хватило сил, это:

— Инсендио, — губы не слушаются, но пергамент всё равно начинает медленно сжиматься. Прямо в центре появляется чёрная тлеющая дыра, равномерно поедающая бумагу.

Драко сжимает письмо в руках, пока огонь не начинает жечь пальцы.

Выпускает. Лист исчезает прежде, чем достигает соломы, а очередной порыв ветра сметает пепел в ночную глотку.

Стоит. Оглушённый.

Пытается дышать приоткрытым ртом.

Так хотелось выжечь эти слова из своей головы. Так, как бумагу только что. Каждое слово.

Но нет.

Они перед глазами.

Смотреть было всё тяжелее — сидящий перед Драко Ральд начал терять очертания. Что-то душило изнутри, заставляя шире открыть рот. Зажмуриться. Сползти на пол, ткнувшись коленями в жёсткую солому.

У меня не было выхода и нет его сейчас.

— Нет… — хриплый шёпот сорвался с губ.

Сдавленный. Дрожащий.

Перерастающий в глухой вой. Пальцы выронили палочку.

Всё сначала. Всё началось с грёбаного начала. Этот ад. Этот ужас, сковывающий изнутри.

Взгляд отца, обвиняющий, режущий до самого мяса. Взметнувшиеся длинные волосы, когда руки Люциуса заломили, и он упал на пол, удерживаемый кем-то. А сын едва не кричал: отпустите его! Отпустите, это мой отец, он ни в чём не виноват, его заставили, он не мог.

Но он мог. И он делал.

Об этом вопила ненависть в серых, таких же, как у Драко, глазах.

Это был последний раз, когда Малфой видел его.

А потом — лишь чиновники кругом. Бегают, суетятся, словно забыли о его существовании. Словно он уже отыграл своё.