Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский (2019)

— Бросил.

Волков выпустил его. И Сыч отпустил. Они отошли в сторону и тихо заговорили между собой, а купец немного ожил и стал прислушиваться, о нём ли говорят, хотел, подлец, знать, что с ним думают делать.

— Аппеля и аптекаря брать можно, — говорил Фриц Ламме кавалеру почти на ухо.

Но, как ни странно, Волков не поддержал его. Не согласился сразу. Сыч удивился про себя и продолжил:

— Купчина, Аппель может отбрехаться, откупиться, коли есть деньги и связи. А аптекарю куда деваться? Возьмём, прижмём — и всё скажет.

Волков кивнул головой, но вслух опять не одобрил план Сыча.

— Или не так думаете, экселенц? — спросил тот.

— Не так, — кавалер покрутил перед глазами драгоценный перстень. Смотрел, какой он великолепный, и произнёс. — Вообще никого брать не будем. Пока.

— Не будем? — удивился Сыч.

— И этих отпустим, — Волков кивнул на купчишку. — Всех.

Сыч не верил своим ушам, едва от удивления рта не раскрыл.

— Пусть идут, скажи им, а потом пойдёшь к Вацлаву и скажешь, что через три дня отъедем. Затихнуть нужно.

— А, — Сыч улыбнулся, — я-то уж подумал, что вы мудреть стали, думал, неужто, экселенц, вы отступить решили. А вы просто затихнуть хотите. А потом?

— Потом видно будет, — Волоков продолжал крутить перед носом перстень, — не могу я отсюда уйти. Слишком богат город, жадность моя солдатская не позволит мне уйти, не взяв тут хоть немного казны. Ведь и тебе деньжата не помешают, а Фриц Ламме?

— Уж не помешает серебро-то, — соглашался Сыч, — только вот, как бы шеи нам тут не посворачивали, экселенц.

— Вот для этого затихнем и ждать будем.

— А чего ждать?

— Ротмистра и его людей, а ещё разрешения бургомистра взять.

— Брюнхвальд придёт? — обрадовался Сыч.

— Письмо послал уже ему.

— Слава тебе Боже, — Сыч осенил себя знамением, — аж от сердца отлегло.

— Рано отлегло у тебя, — сухо сказал кавалер и крикнул, — Максимилиан, проси купцов прочь, поздно уже, засиделись, пусть домой идут. Ёган, неси воду и уксус, будем перстень дарёный мыть.

Глава 23

У господина фон Гевена тряслись руки, ночь была глубока, а персты его так дрожали, что стакан удержать не мог. Пришлось за лекарем посылать, чтобы капель для спокойствия принёс. И не мудрено, у любого бы задрожали. Только что он получил две плохие вести, да чего уж, плохих — ужасных. Его верный помощник в коммерческих делах купец Аппель, написал ему письмо, в котором доложил, что дело с подарком не выгорело. И потому он, Аппель, отъезжает из города, на неизвестное время, так как нет у него желания никакого сидеть под судом отравителем.

— Дурак, — ругал его бургомистр, читая письмо, — дурак, ну какой суд, я бы любой суд отвёл бы. Ничего бы рыцаришка пришлый не доказал бы. Я бы любого судью успокоил. Побежал куда-то… Дурак!

Весть была плоха, но от неё руки у городского головы не затряслись. Только сон пропал. Но тут верный человек пришёл и доложил ему, что лейтенант Вайгель, глава городской стражи, всё имущество своё сложил в телеги и отвёз на баржу, которую днём нанял. А пред тем ещё и дом с имением загородным заложил недорого. И на барже той, с женой, детьми, любимым конём и слугами отплыл.

— Как отплыл, куда отплыл? — недоумевал городской голова.

— Неведомо куда, — отвечал верный человек, — в темень. Ночью отплывал. Только что.

И вот тут руки бургомистра стали немного потрясываться. Сидел он разинув рот и думал, и в страшном сне господин фон Гевен представить не мог, что два ближайших его человека, вот так вот сбегут. Бросят его. И от кого сбегут-то? Не от обер-прокурора, не от следствия и розыска, а от паршивого рыцаря, у которого и людей-то кот наплакал, а всех полномочий — одно письмо придворного барона. Пусть и близкого к герцогу.