Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский (2019)

Курицу он брать не стал, хоть и не скоро оно готовилось, взял седло барашка, хозяин божился, что ягнёнок был молод и ещё поутру блеял, и не обманул, Волкову мясо нравилось. Он запивал его вином, не пивом, пиво пусть Ёган с Сычом пьют, и монах с Эльзой тоже от пива не отказывались. Кавалер поглядывал на Эльзу, как девушка с удовольствием ела жареную свинину, пачкалась в жир, как смешно она брала тяжёлую кружку с пивом. Думал кавалер взять её к себе на ночь. Думал, думал и не надумал, не привлекала она его, щуплая, без груди, ляжек нет, зад худой, только мордашка милая да глаза огромные как сливы. Не женственная. Не на чем пальцы сжать. Не то. Не Брунхильда.

Он вспомнил о красавице, которую оставил в Ланне. Немного погрустил, самую малость. Пусть она и несносна, и противна бывает, так что убить хочется, но ни что не сравнится с её великолепным задом, который хочется сжимать пальцами глядя на её спину и затылок.

Вот такие воспоминания придут, и костлявая Эльза красоткой покажется. Волков выпил вина, чтобы хоть чуть отвлечься от бабьего наваждения и огляделся, нет ли в харчевне девок. Да нет ни одной, утро — рано ещё, спят после ночи. А тут и Максимилиан пришёл, сообщил, что писем для кавалера на почте нет, сел есть. И Волков про баб вроде позабыл, поостыл.

Хорошо когда делать ничего не нужно. Всё вроде сделал, что от тебя зависит. Чтобы дальше искать то, что нужно барону, требуются люди, иначе опасно, иначе — голова прочь. Он чувствовал, что весь город злит. Не весь конечно, но тех, кто тут усиделся, укоренился, тех, кто этот шумный и суетный город считают своим. Тех, кто с города имеют хороший доход, и с этим доходом прощаться не желают. Они все думали, что он по их душу тут, а ему нужны были только опасные для курфюрста бумаги, но разве им объяснишь это. Нельзя. Слово он барону фон Виттернауфу дал, что никто про тайну эту не узнает.

Долго сидели в харчевне и много просидели, хозяин тридцать крейцеров за завтрак просил. Тридцать, Волков помнил, что в Рютте, за такие деньги можно было трёх коз купить. Три козы и мешок гороха — роту накормить можно было до отвала. Но торговаться не стал — заплатил.

После отправили монаха и Эльзу в гостиницу, сами поехали по городу проветриться и осмотреться. Мимо дома Рябой Рутт опять проехали. На богатый дом купца Аппеля посмотрели. Первый попавшийся мужик-возница им его показал, видно Аппель был, и впрямь лицо в городе не последнее. Все его знали. И дом тому подтверждение. Не дом — дворец, не то, конечно, что у бургомистра, тот всем дворцам дворец, но тоже ничего себе. Окна большие, стёкла огромные. Комнаты у купца Аппеля, видать, были светлые, до самой ночи свечей не нужно.

Ездили по городу, город был хорош. Дома, много новых, крепкие. С большими стёклами. Храмы хороши, и люди не боятся строить их, хотя до еретиков два дня пути, а вокруг города нет стен. А уж как хороша была ратуша, и высока, и часы на ней со звоном. А к реке съехали, там столпотворение, обозы, телеги, возы снуют туда-сюда. Дороги так забиты, что и пеший не всегда пройдёт. Хорошо, что набережная мощёная, иначе из дороги сделали бы грязную канаву. А баржи, баркасы, корабли, стоят сплошными рядами у пирсов пристаней. И везде люд суетится: таскает, грузит, разгружает, считает-рядится, ругается. А мимо плывут нагруженные баржи, и на север плывут, и на юг.

— Да, — сказал Ёган, оглядываясь вокруг, — суматошное место.

— Да уж, не твоя деревня Рютте, — соглашался Фриц Ламме. — Экселенц, а мы что, с еретиками не воюем уже?

— Воюем, — отвечал Волков, — забыл что ли, с кем в Фёренбурге воевали?

— Помню, оттого и спрашиваю, — пояснял Сыч, — раз воюем, куда баржи то плывут? Там же на севере сплошь еретики живут.

— Не только еретики, — отвечал кавалер, он и сам понять не мог, как такое происходит, и находил лишь одно объяснение, — там и наши тоже живут. Вперемешку там всё. К ним всё и плывёт.