Хоккенхаймская ведьма - Борис Конофальский (2019)

Ни стучать, ни звонить не пришлось, едва девушка подошла к двери так дверь отворилась, даже руку поднять не успела. Словно ждали её, словно шаг её слушали. На пороге стоял не привратник, на пороге стояла та самая, чьи прекрасные глаза Агнес только что в хрустале видела. И была эта женщина так прекрасна, что Агнес растерялась. А та держала лампу, улыбалась и говорила:

— Ну, здравствуй, сестра, дозволь, взгляну на тебя, а то через стекло не разглядела.

Она осветила девушку, поднеся к ней огонь.

— Здравствуй, сестра, — отвечала Агнес, даже присела вежливо. Ждала терпеливо пока благочестивая Анхен разглядит её.

— Ступай за мной, рада я, что ты пришла. Поговорим.

Они прошли в залу столовую, встали у стола, на стол поставили лампу.

— Значит, ты мой гостинец, что слала я мужику хромому, нашла?

— Значит я, — отвечала Агнес, делая вид, что скромная. Мол: «И сама не знаю, как мне это удалось».

— И сколько лет тебе? Шестнадцати нет?

— Нет.

— А псу хромому, зачем служишь? За серебро?

— Нет, серебра я бы и без него нашла.

— А, — догадалась Анхен, и не поверила своей догадке, — люб он тебе, постель с ним делишь?

Агнес, почему-то не ответила, хотя и знала, что сказать.

— Не уж-то постель? Да как же так, мужи тебе любы? Да и стар он для тебя. Ему уже тридцать три, наверное. И хром он. Что ж в нём тебе? Рост высокий, да плечи широкие?

Агнес опять не ответила, вот теперь она и не знала что сказать. Девочка вдруг сомневаться стала. Но девочке очень приятна красота Анхен была. Глаз от неё не оторвать было.

— Скажу тебе, сестра, что мужики истиной сладости дать не могут, берут женщин зло, пыжатся, пыхтят, да толку мало, только козлом смердят, или псом невыносимо, — при словах этих Ахен подошла к девушке, положила руки ей на плечи. — А разве сёстры не прекрасней мужиков?

И тут она поцеловала Агнес в губы, сладко и долго, и Агнес чувствуя и губы и язык прекрасной женщины оторваться не могла, пока та сама не оторвалась и не сказала ей:

— Ладно, возьму тебя к себе, будешь при мне, сейчас пойдём в постель, а после уже решим, что с твоим псом хромым делать.

При том она улыбалась как госпожа ласковая, и гладила девочке щеку так, словно кошку гладила.

И всё бы прекрасно было, да покоробил Агнес тон этой удивительно красивой женщины. Всего одна фраза, один взгляд, один жест и перевернулось всё. Говорила она с Агнес свысока. Словно с младшей. И очарование сошло тут же. Никто не смел говорить с ней в таком тоне, разве что господин. И не так уж он смердел, даже когда сапоги снимал. Так то господин. Муж! Воин! Под его взглядом у других мужей колени гнулись, а тут ей говорит свысока женщина, пусть и прекрасная, пусть и искусная, но искусство её Агнес, только что разгадала. Отчего же тогда у красавицы этой высокомерие в словах? И ответила она холодно, глядя на красавицу, с достоинством:

— Не досуг мне.

— Что? Как же не досуг, — искренне удивилась Анхен, и в словах её уже не было высокомерия, она стала Агнес за руку брать, руку к себе прижимать. — Куда же ты спешишь, ночь на дворе?

Но Агнес теперь уже было не поворотить назад, не терпела она высокомерия, так как сама была высокомерна. А ещё больше не терпела она снисходительности к себе. Не кошка она, чтобы по щекам её гладить рукой господской. Был у неё уже господин, и того она едва терпела, а уж баб терпеть она точно не собиралась. И сказала Агнес красавице, что ждала её ответа:

— Не досуг мне, да и тебе спешить надобно.

И вырвала у Анхен свою руку.

— Мне спешить? — удивлялась Анхен, и тон её был уже не тот, что прежде, растерянно спрашивал она, — да куда?

— Да уж подальше отсюда, — спокойно отвечала Агнес. — Господин мой не по зубам тебе, он хоть, как ты говоришь, хром, стар и козлом смерит, а ты костром смердеть будешь скоро, коли не уедешь.